Лаша Отхмезури - Жуков. Портрет на фоне эпохи

Удар 22 июня был страшной силы. Советские историки сравнивали его с ядерной бомбардировкой. Еще больше его силу увеличили внезапность, нарушение связи и неподготовленность советских войск к оборонительным боям. Большинство воинских частей находились в летних лагерях, артиллерия зачастую была выведена на стрельбы, далеко от пехоты; боеприпасы хранились на тыловых складах, под замком. Немцы заранее забросили на советскую территорию диверсионные группы, нашедшие поддержку у населения областей, присоединенных к СССР менее двух лет назад и в значительной части настроенного враждебно к новому режиму. Первые часы войны стали решающими для завоевания господства в воздухе. Люфтваффе застали красную авиацию на незамаскированных аэродромах, где самолеты стояли под открытым небом. За первые сорок восемь часов немцы уничтожили 1489 советских самолетов на земле, а в первые девять дней – 4614. Юные «сталинские соколы», плохо подготовленные, на плохих самолетах, гибли сотнями, так что Кессельринг, один из командующих люфтваффе, говорил об «избиении младенцев». Единственным их эффективным приемом стал воздушный таран: из 636 таранов, зафиксированных в ходе войны, 358 приходятся на три первые недели войны. Одновременно самолеты с черными крестами на крыльях атаковали командные пункты, радио– и телефонные станции, вокзалы, уничтожая важные для обороны противника объекты. В 22 часа, осознав весь масштаб разгрома, 29-летний генерал-майор Топец (ошибка авторов: фамилия командующего ВВС Западного особого военного округа была Копец, и было ему 32 года (р. 1908). – Пер.) пустил себе пулю в голову. Еще три года назад он был капитаном.

Между 03:45 и 4 часами Жуков, по-прежнему находившийся рядом с Тимошенко, получил от того приказ позвонить Сталину, который, по версии Молотова, находился на даче в Кунцеве, а по версии Микояна – в Кремле.

«Звоню. К телефону никто не подходит.

Звоню непрерывно. Наконец слышу сонный голос дежурного генерала управления охраны. Прошу его позвать к телефону И.В. Сталина.

Минуты через три к аппарату подошел И.В. Сталин.

Я доложил обстановку и просил разрешения начать ответные боевые действия. И.В. Сталин молчит: я слышу лишь его дыхание.

– Вы меня поняли?

Опять молчание.

Наконец И.В. Сталин спросил:

– Где нарком?

– Говорит с Киевским округом по ВЧ.

– Приезжайте в Кремль с Тимошенко. Скажите Поскребышеву [секретарь Сталина], чтобы он вызвал всех членов Политбюро…» [360] Жуков Г.К. Указ. соч. 1-е изд. С. 247.

Удивительно, что нарком обороны Тимошенко сам не доложил вождю о начале германского вторжения. Испугался его реакции? Мы полагаем, что он вел долгий и гораздо более важный разговор с генералом Кирпоносом в Киеве, что помешало ему позвонить Сталину. Речь шла о том, когда возможно – если это вообще возможно – ввести в действие военный план МП-41, то есть начать контрнаступление на Южную Польшу. Положив трубку, Тимошенко вместе с Жуковым выехал в Кремль. Над Москвой вставал рассвет. Их обоих пригласили в большой кабинет, обшитый дубовыми панелями. В центре – массивный стол, покрытый зеленым сукном. На стенах портреты Маркса, Энгельса и Ленина, составляющие единственное украшение этого помещения. Стоящий в углу, где нет окон, письменный стол вождя завален стопками бумаг и папок, среди которых выделяются подставки для трубок и остро заточенных цветных карандашей. Кажется, все на своих местах, однако что-то изменилось.

«В 4 часа 30 минут утра все вызванные члены Политбюро были в сборе. Меня и наркома пригласили в кабинет. И.В. Сталин был бледен и сидел за столом, держа в руках набитую табаком трубку. Он сказал: [вырезанный цензурой фрагмент, восстановленный только в 10-м издании]

– Не провокация ли это немецких генералов?

– Немцы бомбят наши города на Украине, в Белоруссии и Прибалтике. Какая же это провокация… – ответил С.К. Тимошенко.

– Если нужно организовать провокацию, – сказал И.В. Сталин, – то немецкие генералы бомбят и свои города… – И, подумав немного, продолжал: – Гитлер наверняка не знает об этом. [Конец вырезанного цензурой фрагмента].

– Надо срочно позвонить в германское посольство, – обратился он к В.М. Молотову» [361] Жуков Г.К. Указ. соч. 1-е изд. С. 248. .

Мы имеем множество описаний этой сцены, данных Микояном, Молотовым и Хрущевым. Все они почти во всем подтверждают рассказ Жукова. Сталин находился в шоковом состоянии. Микоян вспоминает: «Он выглядел очень подавленным, потрясенным. „Обманул-таки, подлец, Риббентроп'', – несколько раз повторил Сталин…» Жуков коротко скажет: «Подавленным я его видел только один раз. Это было на рассвете 22 июня 1941 года» [362] Там же. С. 280. .

В этот момент в кабинет вошел генерал Ватутин, заместитель Жукова, и доложил, что после мощной артподготовки германские войска атаковали позиции войск Северо-Западного и Западного фронтов. В вырезанном цензурой фрагменте Жуков написал:

«Мы тут же просили И.В. Сталина дать войскам приказ немедля организовать ответные действия и нанести контрудары по противнику.

– Подождем возвращения Молотова, – ответил он».

Жуков реагировал без удивления, поскольку Красная армия с 1920-х годов готовилась отвечать на вражеское вторжение немедленным контрнаступлением. Сталин, хотя и потрясен, не собирается отходить от линии, которой упрямо держался с августа 1939 года. Прежде чем принять меры, отменить которые будет невозможно, он желает получить подтверждение из посольства рейха, то есть от политического органа, что это война, а не «провокация».

В германском посольстве сообщили, что Шуленбург просит Молотова немедленно принять его. На часах 5 утра, если верить Жукову. Встреча была недолгой. Через полчаса Молотов вернулся в кабинет Сталина и просто сказал:

– Германское правительство объявило нам войну.

«И.В. Сталин опустился на стул и глубоко задумался. Наступила длительная, тягостная пауза» [363] Там же. С. 248. .

Мы никогда не узнаем, что в те минуты творилось в мозгу диктатора. Но ему было о чем подумать. Значит, он полностью ошибся в своей оценке германских намерений. «Он считал свое политическое чутье непревзойденным», – написала его дочь Светлана [364] Аллилуева С. Только один год. http://www.belousenko.com/books/alliluyeva/ alliluyeva_one_year.htm. . Значит, все адресованные ему предупреждения были правдой. Все его усилия, направленные на достижение соглашения, на умиротворение Гитлера, были напрасны. Как и в Польше, Германия сосредоточила свою армию и нанесла удар без предшествующего дипломатического кризиса, без переговоров, как он предполагал. Но огромный и могущественный Советский Союз – это не Польша. Гитлер не может надеяться его уничтожить и оккупировать. На что же он рассчитывает? Может быть, хочет получить территориальный залог для будущих переговоров? Каким бы удивительным это ни показалось, Сталин все еще не верил, что началась настоящая война, а принимал происходящее за акцию устрашения. В этом смысле следует истолковывать загадочные слова, сказанные накануне Молотовым Димитрову, руководителю Коминтерна: «Ситуация неясная. Ведется большая игра» [365] Отмечено Димитровым. The Diary of Georgi Dimitrov 1933–1949. P. 166. .