Василий Емельянов - О времени, о товарищах, о себе

— Вот оно. У меня столько писем!

Но эту улыбку теперь я воспринимал иначе. А сколько замучил он, Воппель, таких, как тот мой собеседник из Картхаузена? — возникла в голове мысль.

В руках Воппеля был толстый конверт с пятью сургучными печатями.

— Возьмите.

Как в трансе, я механически протянул руку. В конверте было шесть железнодорожных билетов, которые я ждал.

— Ваши люди забрали у меня книгу.

— Знаю. Она запрещена и изъята из всех библиотек Германии, а также у всех частных лиц.

— Но я иностранец. Я заплатил за нее 4 марки 72 пфеннига. Это моя собственность.

Воппель опешил. Снова подошел к столу. Взял книгу и, протягивая ее мне, произнес:

— Возьмите, но никому не передавайте. Я уважаю личную собственность. А относительно обысков и арестов я хочу, чтобы вы поняли, что мною предпринимаются меры, но я не владею положением в городе. Вот сейчас я в вашем присутствии позвоню гауляйтеру [96] Секретарь окружной национал-социалистической организации. и поговорю с ним.

Воппель подошел к телефону, поднял трубку и начал набирать номер телефона.

— Говорит Воппель. У меня находится уполномоченный Советского Союза на заводе Круппа. Он возмущается тем, что допускают штурмовики по отношению к его людям, а также к нему лично… Как тебе известно, это все делают штурмовики… Моя власть на них не распространяется.

По-видимому, между Воппелем и гауляйтером отношения были натянутыми. Я не слышал, что говорил гауляйтер, но по всему было видно, что он взял штурмовиков под защиту. Воппель стал выходить из себя и наконец положил телефонную трубку на рычаг.

— Вот, вы могли убедиться сами, что я принимаю меры, но не все мне удается сделать. Я бы вам посоветовал обратиться к фирме Круппа, она финансирует все это движение. Достаточно им позвонить — и все будет в порядке.

Я не верил тому, что услышал. Одно дело, когда о финансировании движения фирмами читаешь в газетах, и совсем по-другому это же самое звучит в устах официального представителя власти.

Вскоре после посещения начальника гестапо штурмовики ночью ворвались к одному из наших практикантов и произвели обыск.

Я вновь решил пройти к директору крупповского завода и еще раз обратить его внимание на недопустимые для работы условия, созданные в городе для советских представителей.

Когда я поднялся в кабинет Геренса, он, узнав о цели моего посещения, поздоровался со мной очень сухо, а когда я рассказал ему, что произошло за последние дни, и привел все случаи провокационного поведения штурмовиков, он перебил меня и, как мне показалось, с раздражением проговорил:

— Вы уже вторично передо мной поднимаете эти вопросы. Я советовал вам прошлый раз обратиться в полицайпрезидиум, но вы моего совета не послушались. Что же еще я могу предпринять?

— Напрасно вы думаете, что я не внял вашему совету. Я был в полицайпрезидиуме.

— Ну и что же вам там сказали?

— Мне сказали, что фирма Круппа финансирует все это движение и если она захочет — все будет в порядке.

Геренс буквально был взбешен.

— Это заявление безответственного чиновника. У кого вы были? Кто это сказал?

— Я иностранец, мне трудно судить, кто у вас является ответственным, а кто безответственным. А был я у начальника гестапо Воппеля.

Когда я говорил, Геренс нервно ходил по кабинету. При последних моих словах он остановился как вкопанный.

— У Воппеля? — и вновь зашагал по кабинету.

Я сидел в кресле и молчал. Затем Геренс остановился и произнес:

— Мы постараемся что-нибудь предпринять. Я думаю, что вас больше беспокоить не будут. Мы что-нибудь сделаем.

И он рывком протянул мне руку.

— Я думаю, что вы ко мне больше не придете.

Затем, после паузы, добавил:

— По этим неприятным для меня и вас делам… До свидания.

В 1933 году я на несколько дней выезжал в Москву, и мне удалось побывать у Орджоникидзе. Он, как и всегда, быстро разрешил все мучавшие меня вопросы и вновь подчеркнул необходимость внимательного изучения немецкой техники.

— В этом корень вопроса, — несколько раз повторил он. — Хотим дать вам новое задание, — положив руку на мое плечо, сказал Серго. — Мне кажется, что мы увлеклись мартеновским способом производства стали и совершенно забыли о конверторном. Я собирал металлургов — все они энтузиасты мартеновского способа, во всех учебных заведениях мы готовим специалистов по мартеновским печам. Конверторный способ расценивается как устаревший. Так ли это? — На меня смотрели внимательные глаза Серго. — Когда я этот вопрос поставил перед металлургами, они почти в один голос сказали, что это отживающий способ. В Европе были выстроены металлургические заводы, оборудованные конверторами, а теперь эти заводы доживают свой век.

Но мне стало известно, что англичане начали строительство нового металлургического завода, где устанавливаются не мартеновские печи, а конверторы. Конверторная сталь много дешевле мартеновской, да и построить такие цеха можно быстрее и дешевле. Вот вы во всем этом деле разберитесь и напишите мне. Тевосян вам пошлет подробное задание. Я с ним уже об этом говорил. Посетите главных воротил немецкой металлургической промышленности — Круппа, Рохлинга, поставьте перед ними вопрос прямо: как бы они на нашем месте стали развивать металлургическую промышленность? Начальники цехов здесь нам мало помогут. Надо поговорить с организаторами промышленности. Поезжайте прежде всего к Рохлингу. Скажите ему, что я прошу его ответить на вопрос: что бы он стал строить, если бы был на моем месте, — конверторы или мартеновские печи? Так просто и поставьте вопрос.

Вскоре после возвращения в Эссен из Москвы я получил обширную программу, в которой было изложено, что следует изучить по конверторному производству стали. Я сразу же стал готовиться к поездке на завод Рохлинга в Фольклингене. Здесь я был уже несколько раз и хороню знал и Саарбрюкен и маленький город Фольклинген.

С Германом Рохлингом у нас был заключен договор о технической помощи. Он был колоритной фигурой среди немецких промышленников и принадлежал к плеяде горячих поклонников императора Вильгельма II. С Вильгельмом у него сохранились близкие отношения даже после того, как экс-император был выслан после войны из Германии и жил в Голландии — в Доорне.

Вильгельм также, вероятно, ценил Рохлинга. Во всяком случае, он помнил о нем. В день шестидесятилетия Герман Рохлинг получил от него поздравительную телеграмму.

Рохлинг хорошо знал европейскую промышленность, внимательно следил за ее развитием и вовремя принимал меры, чтобы отхватить себе наиболее интересные и выгодные области для вложения средств.