Эрнест Генри Шеклтон - В сердце Антарктики

В 8 часов 2 февраля с радостью увидали, что солнце светит ярко, и небо совершенно ясное. Мы намеревались сделать отчаянную попытку добраться до склада в тот же день – нам было известно, что «Нимрод» должен был прийти вечером, а может быть даже раньше. Оглянувшись назад, увидели, что наш вчерашний след извивается змеей. Пошли опять вперед по рыхлому снегу. Хотя силы наши несколько восстановились за ночь, все же тянуть сани казалось делом чрезвычайно трудным. Скоро пересекли ледяной ров, но через 6,4 км оказались на краю второго рва. Здесь оставили все вещи, кроме палатки, спального мешка, примуса, керосина и пищевых запасов, и решили идти дальше, до склада на леднике Дригальского, форсированным маршем. Чтобы подкрепиться, сварили чай, съели по два сухаря и устроили склад из всего нашего имущества, включая сюда теодолит, инклинатор Ллойд-Крика с подставками, геологические коллекции и т. п. Место это мы отметили небольшим синим флагом, привязанным к ручке ледоруба.

Сильно облегченные сани тащить было много легче. Сделав небольшой обход, перебрались через ледяной ров по снежному мосту, затем вскоре подошли ко рву и перешли его так же успешно. В 20 часов, пройдя немного больше 5,6 км, сделали короткую остановку, поели сухарей и сыру и отправились дальше, держа по компасу курс N—8°—Е магн. Временами Моусон осматривал в сильный бинокль горизонт в надежде увидеть склад. Вдруг он крикнул, что на самом деле ясно видит флаг, развевающийся на ледяном холме, примерно в одинадцати километрах, но почти позади справа – в направлении S—38°—W магн. Мы с Маккеем были крайне поражены этим открытием. Маккей схватил бинокль, как только Моусон опустил его, направил в указанное место, но не смог различить и следов флага. Я также смотрел и с такими же отрицательными результатами. Моусон же утверждал, что мы оба страдаем снежной слепотой. Затем он сам взял бинокль вторично, но теперь уже и сам не мог различить никаких признаков флага. На горизонте казалось двигались вверх и вниз волны, очевидно, в результате миража. Тем не менее Моусон настолько был уверен, что видел флаг в первый раз, что мы изменили направление и пошли на юго-запад 38° по компасу. Пройдя немногим больше полутора километров и поднявшись на вершину небольшого возвышения на ледяной поверхности, мы были обрадованы заявлением Моусона, что теперь он может ясно различить флаг. Прошли дальше еще несколько километров. В полночь, когда температура упала до —17,8 °C, я почувствовал, что большой палец моей правой ноги отморожен. В лыжные ботинки, в которых я шел, за день набился снег, от тепла снег растопился, носки промокли, а теперь, когда поднялся ветер и температура сразу упала, вода превратилась в лед. Пришлось остановиться, разбить палатку и заняться приготовлением ужина, а я с помощью Моусона стащил ботинки и носки, оттер снегом палец и надел более сухие носки.

Подкрепившись ужином, снова отправились в путь, предполагая, что наконец-то доберемся до склада или, по крайней мере, до того небольшого прохода, который находится от него в полутора километрах. Но «человек предполагает, а бог располагает». Впереди нас виднелась подозрительная белая полоска с черной полоской позади нее. Пройдя дальше, мы увидели, что это огромный овраг или барранкос [133]в ледяной поверхности. Он-то и отделяет нас от склада! Скоро мы были уже на краю обрыва.

Ширина этого барранкоса была около 200 метров, а глубина от 10 до 12 метров. Ближе к нам он ограничивался отвесным обрывом, а на противоположной юго-восточной стороне обрыв даже нависал, и с края его свешивались ледяные сталактиты. В северо-восточном направлении между стенами барранкоса виднелась темная полоса морской воды – очевидно, он сообщался узким каналом с морем, до которого было километров пять. В глубь же страны барранкос тянулся на много километров, насколько хватал глаз. Дно его там, где мы стояли, было покрыто морским льдом, а сверху лежал слой снега в несколько сантиметров толщиной. Этот лед был весь пронизан приливными трещинами. Но что составляло особенно волнующее зрелище – это множество тюленей и императорских пингвинов, покрывавших лед.

Мы решили попытаться пересечь барранкос и стали искать вдоль края место, где можно было бы спустить сани с обрыва. Несколько дальше к северо-востоку действительно нашелся удобный склон, образованный наметенными сугробами снега. Подтащив сюда сани, привязали к их передку альпийскую веревку и стали осторожно спускать на дно барранкоса задним концом вперед. Сани слегка стукнулись о дно, загремели керосиновые банки, но ничего не сломалось. На дне нам еще пришлось повозиться с санями, перетаскивая их через открытые приливные трещины в 1–1,5 м шириной и в 3–4 м глубиной.

Пока мы добирались до середины дна барранкоса, Маккей попутно убил двух императорских пингвинов и взял грудки и печенки для пополнения истощившихся запасов. Моусон между тем перешел на другую сторону дна барранкоса, пытаясь отыскать место для подъема. Через несколько минут я присоединился к нему.

Чувствуя себя измученным длительными форсированными переходами на обратном пути от Магнитного полюса, я попросил Моусона принять на себя начальствование над экспедицией. При теперешнем положении вещей я считал себя вправе сделать этот шаг. Поручение нашего начальника мы выполнили – Магнитный полюс достигнут. Мы находились на расстоянии трех-пяти километров от склада на леднике Дригальского и, хотя весь запас пищи состоял из двухдневной порции сухарей и сыру, все же имелась надежда на добычу мяса – в барранкосе было множество тюленей и пингвинов. Таким образом, сейчас не было оснований опасаться голода. С другой стороны, с точки зрения обеспечения нашей личной безопасности положение оставалось довольно критическим. Уверенности в том, что «Нимрод» вообще придет этой зимой в море Росса у нас не было, хотя, конечно, мы считали это вполне вероятным. Но, если даже предположить, что судно все-таки придет, то вполне могло случиться, что «Нимрод» не заметит флагов склада. Чрезвычайно трудно провести основательные поиски по побережью на протяжении 320 километров. Причем наш лагерь мог оказаться в таком месте берега, куда из-за мощного пояса пакового льда и айсбергов вокруг этой глубоко изрезанной неприступной береговой полосы судно не пробилось бы.

Если в ближайшие дни «Нимрод» не появится, то придется действовать немедленно и энергично, чтобы организовать зимовку на месте или попытаться пройти обратно, в обход больших горных массивов, через ряд изрезанных трещинами глетчеров, свыше 320 километров до зимовки на мысе Ройдс. Но даже сейчас, если понадобятся немедленные энергичные действия на случай внезапного появления «Нимрода» где-нибудь у нашего берега, лучше было, по моему мнению, чтобы во главе партии стоял Моусон, физически менее истощенный, чем я. На протяжении всего похода Моусон проявил качества отличного руководители и вполне оправдал мнение лейтенанта Шеклтона, который в инструкциях предусмотрел передачу начальствования над партией Моусону, если бы со мной что-нибудь приключилось. Когда я заговорил об этом с Моусоном, он сперва начал возражать, но потом сказал, что временно примет начальствование и обдумает этот вопрос раньше, чем решит, будет ли он постоянным начальником партии.