Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Щедрость сердца. Том VII

Валле стоит в нерешительности. На его лице быстрая смена чувств: удивление, недоверие, торжество. Он шагает к окну, распахивает его и кричит вниз, на улицу:

— Шарфюрер Пфуль! Всем вернуться в комендатуру! Слышите? Я буду завтра утром! Гайль Гитлер!

Снаружи шум отъезжающих мотоциклов. Валле оборачивается к Луизе и Курту:

— Натягивайте тряпье и марш отсюда! Гуляй до рассвета, старуха! А ты, сволочь, — Валле берет Курта за рубаху на груди, — запомни: я — твоя смерть! Попадешься еще раз — тебе конец. Пошел!

Он толкает их в спины, медленно затворяет за ними дверь и медленно-медленно поворачивает два раза ключ в замке. Медленно кладет его в карман и мгновенным движением зверя поворачивается к Грете:

— Долго ждал этой минуты… даже молился. Смешно, а? Но все было напрасно: я был наемным танцором, а графиня Маргарита не знакомится в кафе! А вот в этой дыре сдалась на милость победителя! Вы — моя! Моя!

Говоря это, он медленно-медленно идет к Грете, все время поднимая руки выше и разводя их для объятия. Грета отступает назад, пока спиной не почувствовала стену. Медленно поднимает левую руку к выключателю. Все дальнейшее — считанные секунды.

Рывок вперед Гюнтера.

Поворот выключателя.

Темнота и звук борьбы. Хриплое дыхание девушки и мужчины.

И вдруг негромкое яростное рычание человека, занятого борьбой:

— Пистолет?! Брось, пусти руку! Гадина…

В темноте один за другим два выстрела. Протяжный стон двух раненых.

Свет. Грета еще держит левой рукой выключатель, очевидно опираясь на него. В правой руке у нее пистолет.

Валле без дыхания лежит у ее ног.

— Что это…

Грета проводит рукой по своему животу и видит кровь.

— Боже, что это?…

Она с трудом нагибается и вынимает из кармана убитого ключ. Но разогнуться уже не может… Зажимая рану обеими руками и странно согнувшись вперед и на бок, шагает через труп к дверям. Посреди комнаты падает на колени.

— Господи! Помоги! Я жить хочу… Жить… Господи!

Ползет к двери с ключом в руках. Вот дверь. Раненая начинает разгибаться и поднимает руку с ключом к скважине.

Тихое:

— Помогите… Помогите…

Но сил уже нет. Ключ остается в скважине не повернутый. Рука медленно по двери ползет книзу. Еще одно усилие. Твердое:

— Рот… — и последнее в ее жизни, едва слышное слово — Фронт…

Свет медленно гаснет.

— Сергей, это ужасно! В Берлине исчез человек, которого мы все полюбили, а мы теряем время в Амстердаме! — Апь-Дона, сверкая глазами, теребит Сергея за плечо.

Они в деловом кабинете герра Капельдудкера, щеголеватого и пополневшего, который тактично выходит и закрывает за собой дверь.

Ярко освещенный солнцем застекленный коридор шнель-бана, в центре платформы громкоговоритель, из него громоподобно несется хриплый собачий лай рейхсфюрера. Под громкоговорителем восторженная толпа слушателей. В паузах оратора все троекратно кричат хором: «Зиг-гайль! Зиг-гайль! Зиг-гайль!»

Крупным планом даны лица слушателей. У многих от восторга текут по щекам слезы. Это — немецкие мещане, которых Гитлер освободил от вечного унижения и страха за свое будущее.

Входит Сергей, искоса смотрит на двух служащих и солдата с болезненной кривой улыбкой, слушающих победоносные крики из громкоговорителя. Нехотя, но все же поднимающих руку при патриотических возгласах «Гайль Гитлер!». И вдруг он узнал в солдате Курта. Немой сигнал глазами, едва заметный кивок. Сергей остановился перед рекламой и начинает ее читать. Курт пристраивается сзади, незаметно и быстро он что-то шепчет ему в ухо. Сергей изредка кивает годовой. Мрачнеет.

Крупным планом нахмуренное лицо Сергея. Из-за него видно лицо Курта, который рукавом утирает слезы. Вдали хор слушателей исполняет гимн «Дейчланд, Дейчланд юбер аллее» — это рейхсфюрер окончил речь. Крики «Гайль Гитлер!», хмурый Сергей и плачущий Курт поднимают руки.

Кладбищенская сторожка. Горит тусклая лампочка. Маленький старичок в форме сторожа греется около электроплитки. В зубах у него длинный кривой чубук трубки с фарфоровой чашечкой.

— Р-ррр Ра… Равенбург-Равенау? Да? Сейчас, герр-шафтен!

Сергей, Альдона и Ганс ждут.

— Гм… Нет… Странно…

Старичок снимает очки в железной оправе и протирает их. Поднимается. Он в нерешительности.

— Мои господа… Я, право, не знаю, смею ли…

Сергей сует ему деньги.

Старичок по-солдатски щелкает каблуками и вытягивается:

— Покорно благодарю!

И, подойдя вплотную, шепчет:

— На этом кладбище для бедных есть одно отделение. Там в железных запаянных гробах зарыты трупы, доставленные из гестапо. Понимаете? Вскрывать гробы нельзя и показывать место захоронения не рекомендуется. Но… я вам благодарен, майн герр. Вот ручной фонарь… Держите.

Сторож вынимает из стола книгу.

— Р… Р… Ра… Равенбург-Равенау. № 13.831. Шестнадцатая линия влево от боковой аллеи. Как найдете шестнадцатую линию, могилка будет четвертая или пятая, я по номеру вижу. Идите, мои господа. Возвращайтесь скорее.

Туманный вечер. Бесконечные ряды посыпанных снегом маленьких могилок и низеньких железных крестов. Все они совершенно одинаковы — могилки, кресты, ряды, перекрестки. Это кладбище для бедняков, похороненных за казенный счет. Сергей идет впереди, Ганс под руку ведет Альдо-ну. Луч белого света и белый кружок от фонаря прыгают по крестам и могилкам. Ни одного человека. Мертвая тишина.

— И это конец для такого наивного и доброго человечка, каким был наш Орленок. Бедная девочка…

— Но счастливая гражданка Германии, — сурово отвечает Сергей. — Пусть в будущей счастливой Германии люди не забывают, что к своему счастью они дошли по таким могилкам…

Они шлепают по слякоти.

— Вот шестнадцатая линия. Сворачиваем налево.

Кружок белого света скачет по железным перекладинам крестов.

— Вот она.

Темно. Луч света освещает узкую железную перекладину, на которой сверху лежит мокрый снежок, а по нижнему краю повисли крупные капли талой воды. На перекладине надпись: «М. Ravenburg-Ravenau. Sonderregister № 13.831» [3] Равенбург-Равенау. Спецучет № 15.831 (нем.). .

Гаснет свет. Три фигуры молча стоят в ночной темноте. Их еле видно, но все-таки видно на фоне багрового зарева, полыхающего над большим городом.

Бульвар. Два господина сидят на скамейке, уткнувшись носом в газеты, их лица не видны прохожим. Один, потолще и пониже, читает английскую газету. Видны его ноги в тщательно наглаженных брюках, в руке трубка. Другой, высокий и худой, читает испанскую газету, он вытянул длинные ноги, в руке сигара.

Шепот Степана:

— Надо усилить прослойку местных антифашистов в твоей группе. Они очень пригодятся!

— Кого советуешь?

— Курта и его мать. Пусть держат конспиративную базу, в помощь Аптекарю.