Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Щедрость сердца. Том VII

— Если вам нужно исчезновение соперника, так вы так и скажите! Это стоит дорого, но мы вам и это устроим: он-таки себе исчезнет.

— Спасибо. У меня дело более простое. В срочном порядке надо собрать следующие интимные данные об одной девушке и ее семье. Вот прочтите-ка эту бумажку. Ну как, пойдет?

Капельдудкер быстро читает записку.

— Что за вопрос? У нее няня и горничные, я вам ручаюсь за успех: где женские язычки — там секретов не бывает!

— А вот деньги.

— Сколько? Ага, достаточно. Я беру все на себя. На визитной карточке номер телефона. Через неделю позвоните.

Танцевальная площадка кафе в «Колумбус-Гаусе». Грета и молодой шарфюрер СС занимают места за отдельным столиком. Грета шутливо говорит:

— Я не принимаю всерьез то, что вы мне сказали, Гюнтер Валле!

— Я вас люблю.

Его виноватый жест руками. Такой же жест Греты:

— Польщена. Благодарю. Но у меня есть жених, и неплохой, уверяю вас.

— Я вас люблю.

Легкая гримаса:

— Это становится скучным, Гюнтер. Вы уже не раз говорили мне об этом, и я честно предупредила: я не ищу знакомств в кафе или на улице. Как вам не стыдно! Ко мне сейчас придут. Позвольте пожелать вам всего наилучшего, герр Валле. Прощайте!

— Нет. До скорого свидания. Помните: любовь — чувство опасное!

То же кафе. Сергей и Грета заканчивают круг танца и садятся.

— Для почтенного йога вы слишком хорошо танцуете! Вообще, вы йог-душка! Существуют ли в Индии йоги-душки? Скажите, учитель?

Она легко кладет свои пальцы на его пальцы. Он молча освобождает руку, прижимает обе ладони к вискам и закрывает глаза.

— Что с вами? Вам дурно?

Пауза. Мимо плывут пары, слышен шорох ног. Не открывая глаз, Сергей ровным, глухим голосом говорит:

— Вижу серый дом. Кляйстштрассе. Номер 21. Партер. На лестнице дверь налево. Медная табличка: «Граф Родерих Иоахим Вильгельм Равенбург-Равенау». Я отворяю дверь. Направо — зеркало. Налево — вижу верхнее платье, только дамское, потому что старый граф застрелился в 1922 году, во время экономического кризиса: он потерял тогда все свое состояние, его разорил биржевой спекулянт по фамилии Штиннес. Дальше три двери. Эта посредине когда-то вела в комнаты покойной графини Александры Терезы…

Лицо Греты сначала изображает удивление, потом ужас и, наконец, страдание.

Играет музыка, шуршанье ног танцующих сливается в монотонный гул. Ровный, глухой голос Сергея едва различим, а девушка слушает, сжимая грудь обеими руками. Она не в силах оторвать взора от страшного йога, читающего по незримой книге тайны ее семьи. В смятении она задела чашечку недопитого кофе, и темная жидкость уже давно капает на ее светлое платье, но она ничего не замечает.

— Теперь, когда я прошел по всем комнатам пустынной и заброшенной квартиры и рассказал о ее умерших обитателях, я подхожу к последней двери и медленно открываю ее: здесь живет последняя представительница рода — Маргарита Виктория Равенбург-Равенау. Она родилась 16 февраля 1916 года в родовом имении близ Тургау, в угловой спальной комнате на втором этаже замка. Постель матери тогда стояла…

— Не надо, учитель! Не надо!

— Пусть будет по вашему желанию. Я возвращаюсь в спальню Маргариты. Девушка спит в голубой комнате под желтым шелковым одеялом. У ее изголовья тумбочка. На ней лампа с желтым абажуром и цветы. На постели две подушки. Перед кроватью коврик с темно-голубым узором, а под кроватью…

— Учитель!

Маргарита гуляет с Сергеем по берегу Ванзее близ Потсдама. Серый день. Ранняя весна. Вдали покачиваются яхты. С криком над головами проносятся чайки.

Грета задумчиво говорит:

— Так умерли мои родители. В такое трудное время я осталась совсем одна. Жива богатая тетка, но она когда-то поссорилась с отцом и не помогает мне. Друзья нашей семьи, кроме герра фон Вернера, постепенно тоже отошли в сторону — теперь у всех много своих забот. Я одна. Последняя надежда на этот брак. Если герр фон Вернер изменит свое решение, то я…

Поздняя весна. Небольшое озеро в лесу. Грета и Сергей в лодке, но о ней оба забыли. Грета похудела. Одета просто, без прически.

— Меня выселяют двадцатого утром, учитель! Герр фон Вернер сообщил хозяину дома, что он больше не будет вносить деньги за меня.

— Куда же вы намереваетесь переехать?

— Я не переезжаю, а перехожу. Обстановка и вещи уже проданы, денег хватит не надолго. Спать буду у моей старой няни и кормилицы, матушки Луизы. Ее муж убит на войне, с ней живет ее сын Курт — мой молочный брат и славный малый. Мы дано дружим. Курт — слесарь, работает в мастерской. Он уже перенес мой чемодан к себе. Надо идти работать. Я училась в гараже, чтобы водить свою собственную машину. Ее обещал мне подарить к свадьбе герр фон Вернер. Теперь я хочу стать простым шофером. Курт замолвит за меня словечко у своего хозяина, герра Ратке. Он говорит, что хозяин какой-то фюрер у штурмовиков, гадкий человек, но что поделаешь?

Отдаленная аллея парка. Вдали видны редкие прохожие. Сергей закрывает блокнот. Ганс и Альдона слушают.

— Справьтесь о Капельдудкере и Валле в адресном столе.

— Есть, будет сделано.

— Найдите на Ляйпцигерштрассе контору «Успех», она недалеко от Вертгейма, и наведите справки о себе.

— Почему о себе?

— Потому что это может оказаться полезным. Иногда обнаруживается что-нибудь такое, что заставляет пересматривать личную жизнь.

— Например?

— Однажды я узнал от друзей, что по ночам говорю во сне. Сообщение имело грозный смысл: на каком языке я говорил? Пришлось купить банку эфира для наркоза и надышаться до потери сознания. Вот тогда товарищи успокоили: я бредил по-английски! Поняли? Сказалась безжалостная ломка самого себя. Поэтому следите за собой сами прежде, чем за вами начнут следить эсэсовцы!

Деловой ресторан. Отдельный столик.

Сергей и герр Капельдудкер. Он расстроен.

— Старого Шиммельпфенга посадили со всей семьей. Меня оставили, конечно. Хе-хе! Мне бояться нечего! Я — фронтовик, видите стальной шлем в петлице? Получил разрешение вести дело дальше, но под названием «Викинг». Хе, такая мода. А фирма существует с 1780 года! Да, такие времена! Что поделаешь? Теперь слушайте: этот герр фон Вернер в Хемнитце являлся совладельцем фирмы «Немецкие текстильные заводы». Так он себе недавно сунул в лагеря своего компаньона, еврея, некого герра Вольфа Лившица, с семьей и теперь завладел всеми заводами. Вы это себе поняли? — наклонившись ниже: — Я вам говорю — это грабеж! Зачем теперь герру фон Вернеру эта девушка? В Хемнитце мне сказали, что он сватается к дочери самого…

Комната матушки Луизы. На первом плане — спинки двух кроватей. Дальше налево — платяной и посудный шкафы, окно и перед ним — стол и два стула. Направо — газовая плита, посудомойка и шкаф для продуктов, на верху которого много свертков и коробок. Прямо через комнату — входная дверь. Вечер. Горит лампочка. Луиза, полная женщина в темном платье с засученными рукавами, готовит ужин. Курт, до пояса голый, моется после работы. Грета сидит на стуле задом наперед, положив руки на спинку стула, а голову — на скрещенные руки.