Павел Фокин - Твардовский без глянца

Этот рассказ я знал.

– Ну, все равно, давай еще раз прочитаем. Ведь Бунина, как и Чехова, можно перечитывать бесконечно… Слушай. – И он начал читать „Захара Воробьева“.

Читал он тоже по-своему, так, как и говорил. Каждое слово было внушительно, весомо подаваемо, ни одно не пропадало для слушателя. Иногда он бросал внимательный взор на меня, внимательный и строгий, проверяя, как я слушаю, понимаю ли я всю трагедию героя рассказа, доходит ли до меня весь строй бунинской речи. И продолжал читать, видимо удовлетворенный тем, что слушаю я как надо.

– А теперь разреши мне почитать, – сказал я, когда он кончил и когда мы обменялись замечаниями о рассказе.

– Пожалуйста. Тебе какой том нужен? Что ты хочешь читать?

– Том мне никакой не нужен, читать буду по памяти.

Он удивился:

– Любопытно…

И я начал читать „Илью Пророка“. ‹…›

И вот таким манером мы, словно два косача на току, друг за другом, чередуясь, читали по очереди.

– Да, ты тоже любишь Бунина, – говорит Твардовский. – А теперь давай-ка ночь делить, пора на боковую.

И мы оба, угомонившись, быстро заснули… Такая была наша с ним первая встреча, такой был первый наш разговор». [2; 85–87]

Александр Трифонович Твардовский. Из письма:

«Летом 1928 года мы с Сергеем Фиксиным, смоленским поэтом, совершали поездку „с целью изучения жизни и быта“, как было, помнится, указано в нашем мандате от смоленской комсомольской газеты, по маршруту: Смоленск – Брянск – Орел – Курск – Харьков – Симферополь – Севастополь.

Так как, имея наше командировочное удостоверение, мы командировочных, конечно, не получали, то в названных городах мы делали остановки с целью заработка. В Брянске на нефтебазе перекачивали вручную нефть из железнодорожных цистерн в баки, в Севастополе работали „кто куда пошлет“ на экскурсионной базе и во всех этих городах еще сбывали свои стихи в местных изданиях». [2; 39]

Сергей Андреевич Фиксин:

«Суть того памятного путешествия заключалась в юношеском стремлении „повидать белый свет“.

Как говорится в песне, „были сборы недолги“ – две смены белья на каждого да по десятку стихотворений, аккуратно переписанных от руки. Все это вместе с хлебом, колбасой и махоркой уложено в брезентовые портфели и поверх затянуто бечевкой. На случай дождей прихватили по старому плащу, да других-то и не было; у меня – серый, с разными пуговицами, у друга – цвета кирпича.

Хоть путь был загадан и долгий, денег у нас едва хватило только на билеты до Брянска. Но головы об этом не болели: с нами крепкие руки, надежные плечи, взаимные шутки и дружелюбные подтрунивания.

В Брянск приехали мы рано утром – от Смоленска это всего восемь часов езды. ‹…›

Работая в Нефтесиндикате, я приглянулся заведующему смоленской автобазой, старому большевику Павлу Матвеевичу Щелкунову. Он аккуратно следил за моими стихами в газетах и удивлялся, как это я „с таким талантом“ не вылезаю из промасленной парусиновой спецовки. И вот этого нефтяника-стихолюба еще до нашего „похода“ перевели на такой же начальственный пост в Брянск. Моя идея податься к нему была всецело поддержана другом, и мы, не теряя времени, отправились.

Нефтебаза находилась на окраине города, у самой железной пороги. Щелкунов, тучный бритоголовый дядька, встретил нас по-отечески. ‹…› Мы откровенно изложили ему свои замыслы и за скромным семейным чаем пришли к такому устному соглашению: два молодых проезжих стихотворца берутся по указанию завбазой перекачивать нефтепродукты из вагонов-цистерн в резервуары. За каждую цистерну бензина или керосина – три рубля. За нефть – на рубль больше. Ночевать в караульном помещении, вместе с милицейской охраной. ‹…›

Во второй половине дня, вооружившись насосом и тяжелой гофрированной кишкой, мы уже освобождали нутро первой цистерны. Не помню сейчас, сколько времени отнимала у нас каждая такая накаленная солнцем махина, но больше двух за день мы не одолевали. ‹…›

Брянской нефтебазе мы отдали совсем малую, почти незаметную частицу нашей жизни – не более десяти суток. Но зато дни эти помогли нам уверовать в неодолимую силу труда, и дальнейший путь уже не казался нам слишком рискованным и неясным». [2; 40–41]

Александр Трифонович Твардовский. Из письма:

«В Орле, помнится, нас встретил и приветил М. Киреев. В городе мы пробыли не более суток, ночевали в Доме крестьянина». [2; 39]

Михаил Михайлович Киреев(1903–1971), прозаик, переводчик:

«Я работал в ту пору секретарем редакции „Правда молодежи“. ‹…› Как-то жарким летним днем 1928 года в мой „кабинет“ (это был большой пустой зал с единственным столом в углу) энергичной походкой вошли два бодрых парня в поношенных сиреневых майках.

Представились. Стихотворцы из Смоленска – Твардовский и Фиксин. Едут в Крым, и, по всему видно, едут налегке. Через минуту-две мы сообща читали стихи наших новых – мимолетных – друзей, читали обрадованно, с неподдельным интересом… Стихи эти дышали подлинной поэзией. Особенно, помню, поразила нас „Уборщица“ Твардовского. Простая, „прозаическая“ тема, а вот берет за душу!

Так начиналась первая даль поэта…» [2; 39–40]

Сергей Андреевич Фиксин:

«О Курске особых воспоминаний как-то не осталось. В этом городе мы пробыли около двух суток: первый день устраивали свои дела в „Курской правде“, а назавтра до глубокой ночи бродили по вокзалу в ожидании харьковского поезда.

Харьков поразил нас своим неоглядным цветником на привокзальной площади. Вдобавок ко всему утро выдалось настолько ясным, теплым, что сразу поверилось в удачу.

В газете „Харьковский пролетарий“, куда нам посоветовали обратиться со своими стихами, встретил нас высокий, худощавый человек по фамилии, если не изменяет память, Ярошевский. Сейчас представляю его смутно, но помню его доброжелательность и умение отличать в стихах зерно от половы. Еще помню вошедшую к нам при чтении стихов пожилую женщину, изящно одетую и довольно красивую. Она была, кажется, заместитель редактора. Женщина, надев пенсне, читала наши стихи молча и в такт ритму удовлетворенно кивала головой. Мы наблюдали за ней и чувствовали, что стихи ей нравятся.

– Милые ребята, – как-то неожиданно сказала она, дочитав последнюю строчку и сняв пенсне, – скажите честно: вы ждете похвалы или денег? Только честно!

Подыскивая более удобный вариант ответа, я растерялся. Но мой друг нашел его сразу:

– Ни того, ни другого. Два билета до Симферополя.

– Так вот, будет то и другое. Надо как-то ребятам помочь, – обратилась она к Ярошевскому и передала ему наши листочки. – Выберите сами. И напишите в бухгалтерию.