Павел Фокин - Твардовский без глянца

Какими были наше волнение и наша радость, высказать нет слов. ‹…› Тут и отец вышел из кузницы. Торопливо, на ходу, вытирая лицо рукавом рубахи, покашливая, подошел к Александру, и они обнялись, расцеловались, и отец сказал: „Ну вот и хорошо! Приехал…“ ‹…›

Всего дня два или три Александр был тогда у нас в Загорье. Перед отъездом в разговоре с матерью признался, что денег у него нет, что жизнь пока не устроена, что хвалиться совсем нечем. И мать что-то сумела собрать для него. Поговорив с отцом, передала ему сколько-то денег, и мы проводили его с пожеланием счастья». [2; 29–30]

Сергей Андреевич Фиксин(1907–1978), поэт, товарищ юности А. Т. Твардовского:

«От станции Починок до Смоленска всего сорок километров, так что путешествие нашего загорьевского друга длилось не больше часа. Поселился он в Доме крестьянина, в бывшем „губернаторском“, что стоял через дорогу, против нашей редакции. Как-то под вечер Твардовский пришел в „Юный товарищ“ и стал знакомиться с работниками газеты и с нашими стихотворцами. Их там можно было застать в любое время. А тут как раз мы готовили особую литстраницу, кажется, посвященную очередной годовщине литгруппы. Все мы увидели своего гостя впервые, хотя с его стихами были уже достаточно знакомы. Ради такого случая отложили литстраницу и уселись вокруг желтого казенного столика слушать новые стихи Твардовского. Какие именно, сейчас уже вспомнить трудно, но в этот раз они были много чище и по своей тематике как-то шире тех, что печатались в смоленских газетах. Правда, от некоторых строк и строф повеивало Исаковским, но это нас только радовало. ‹…›

В самом конце того первого вечера-встречи с Александром Твардовским мы долго ломали головы над небольшой, но важной для нас задачей. Вот-вот должна выйти юбилейная литстраница. Все уже готово – и статья, и стихи, и даже фотография актива литературной группы. На фотографии четверо: Дмитрий Осин, Александр Плешков, Александр Рутман и Сергей Фиксин. Но нет Александра Твардовского. А он должен быть обязательно. Главное – он уже приехал „насовсем“ и работает вместе с нами. А если пересняться? Опять ничего не получится – Плешков уехал в длительную командировку. В конце концов решили так: Твардовскому завтра же сняться отдельно, а художнику вмонтировать его фотографию в общий снимок. Сказано – сделано. Художник и цинкограф довели дело до конца. К четырем молодцам прибавился пятый – в своей неизменной косоворотке и в уже поношенной кепочке… Так, впятером, мы и предстали перед читателями в свой именинный день». [2; 35–37]

Михаил Васильевич Исаковский:

«В следующий раз я встретился с Твардовским в двадцать восьмом году, под осень. Он приехал, чтобы устроиться на работу. И конечно же больше всего ему хотелось работать в газете. Об этом он просил и меня.

Однако ни я, ни кто-либо другой ничего не могли сделать. В то время существовала еще безработица, и желающих найти работу было много. А у Саши не было к тому же никакой специальности.

Что касается редакции газеты „Рабочий путь“, то взять его туда было тоже невозможно. В то время весь штат редакции состоял из восьми или десяти человек. Включить в штат еще хотя бы только одного человека газета не могла: она и без того приносила убыток и никаких дотаций ни от кого не получала. И было поэтому не до расширения штатов.

Об этом я и начал говорить Саше Твардовскому, когда тот, встретив меня на улице, завел речь об устройстве на работу в редакцию. И между прочим я посоветовал ему:

– А почему бы вам (мы тогда были с ним на „вы“) не поехать обратно домой? Подождали бы там, пока положение не изменится к лучшему, а потом можно было бы подумать и о работе в Смоленске.

– Нет, – решительно ответил Твардовский, – домой я не поеду. Попробую все-таки остаться здесь…

И он остался в Смоленске, хотя приходилось ему иногда очень плохо. Он скитался по чужим углам и жил за счет грошового гонорара, получаемого им за стихи, изредка печатавшиеся в смоленских газетах». [2; 56]

Сергей Андреевич Фиксин:

«В Доме крестьянина Твардовский жил недолго, недели две-три. Я несколько раз заходил к нему и все больше убеждался, что в этой „гостинице“ бедному моему другу не только писать, а и отдохнуть по-людски не приходится. Комната хоть и большая, но все койки стоят впритирку, над ними плавает махорочный дым. На всех постояльцев лишь две тумбочки, примоститься к ним невозможно – их осаждают мужички со своим салом в холщовых тряпицах, со своим луком и крупной солью.

Вскоре кто-то из сотрудников „Рабочего пути“ (кто – сейчас трудно припомнить) присмотрел для Твардовского уголок в квартире одиноких старичков на Почтамтской улице, кажется, даже во дворе самого почтамта. Тут наш друг чувствовал себя несколько вольнее, по крайней мере хозяева выделили ему дощатый столик, жестяную лампу и даже топчан с сенником и байковым одеялом. В общем жить было можно, а главное – писать.

Жить-то жить, а надо было и питаться. ‹…› Будучи в известной мере связанными с губернскими газетами, мы с Твардовским начали выполнять отдельные поручения редакций – „Рабочего пути“ и того же „Юного товарища“. Для „Рабочего пути“ собирали городскую хронику. Город мы разделили между собой на две части: верхняя часть, до моста, по взаимному соглашению, отходила Твардовскому, Заднепровье – мне. В зоне моего друга были сосредоточены в основном все советские учреждения, Пединститут и школы. У меня – завод имени Калинина, фабрики – катушечная, „Красный швейник“ и железнодорожный узел.

‹…› На свой скудный гонорар приобрести что-либо из одежды мы не могли, но на еду все же хватало, тем более что питались мы очень скромно, чаще всего в маленьких кофейных и чайных, где особенно налегали на дешевую колбасу». [2; 37–38]

Иван Сергеевич Соколов-Микитов(1892–1975), писатель, многолетний друг А. Т. Твардовского:

«В те годы Смоленск уже жил новой жизнью, но не утратил древней своей красоты. Ее придавали городу построенная Борисом Годуновым стена и крепостные высокие башни, которыми любовался я в юные годы моей жизни в Смоленске. В саду Блонье (старинное славянское название „Блонье“ сохранилось с незапамятных времен) возвышался небольшой памятник композитору Глинке. Тут же, у городского сада Блонье, уцелело здание реального училища, в котором я некогда учился. Перестраивались окраины Смоленска, где стояли деревянные домики с садами и заборами, утыканными острыми гвоздями. Сохранилась широкая Молоховская площадь, на которой устраивались многолюдные ярмарки». [2; 415]

Иван Трифонович Твардовский:

«Опять долго не было от него писем. Но как-то нам стало все же известно, что живет он в Смоленске, снимает угол в Козловском переулке.