Евгенией Сомов - Обыкновенная история в необыкновенной стране

Жить поначалу нам, детям, стало интереснее: вечером все окна в домах должны быть затемнены черными бумажными шторами, так что на улице по вечерам наступала тьма. В школе стало еще интереснее: всем раздали противогазы, и мы должны были их постоянно носить. Началась подготовка к воздушным налетам вражеской авиации. Сидим, решаем трудную задачу, у меня ничего, конечно, не получается, и вдруг в коридоре начинает выть сирена. Радость избавления!

— Всем встать и взять противогазы! Отряд, построиться!

По строго определенному распорядку класс за классом спускается по лестнице в подвал: там оборудовано бомбоубежище. Сидим там полчаса — противогазы наготове. По сигналу отбоя все в том же порядке возвращаются в класс. Но звонит звонок, теперь уже школьный: урок закончен, и задачу решать до конца не надо.

Однако настоящая потеха началась, когда стали объявлять газовую тревогу.

— Внимание, газовая тревога! Всем надеть противогазы! — командует учитель.

И все ребята в классе превращаются в маленьких слоников с гофрированными хоботками и огромными стеклянными глазами. В таком состоянии спрашивать нас невозможно, и учитель начинает сам что-то нам читать.

Хотя это была и маленькая война, но жизнь при ней стала труднее. Масло и сахар в городе можно получить теперь только по норме. Я впервые увидел желтые и зеленые талончики, по которым няня получала эти продукты.

Зима оказалась очень холодной, морозы до минус 41 градуса. По улицам города проезжали грузовые автомашины с сидящими в них в белых полушубках военными. В конце зимы на улицах уже появились раненые, с обморожениями на лицах, кто без руки, кто без ноги, на костылях. Но война окончена. Мы слышим по радио: «Белый барон Маннергейм сдался, и его укрепленная бетонная линия разрушена, заключен мир. К нам присоединена наша исконная земля — Карельский перешеек». Вместе с нахлынувшими в город военными с фронта пришли и слухи о необыкновенном мужестве и упорстве финнов. О снайперах, привязывавших себя к вершине дерева и стрелявших до последнего патрона, о дерзких ночных атаках финских лыжников. Короче, оказывалось, что не только мы герои, хотя мы и победили, ведь нас было больше.

Бабушка со стороны отца рассказывает, что в районе станции Куоккала, на Карельском перешейке была большая двухэтажная дедушкина дача. Лес на постройку он сушил два года, чтобы крепче был, а проект составил шведский архитектор. Нам не терпелось увидеть эту «нашу дачу». И вот летом мы с двоюродным братом Вовой совершили поездку на велосипедах по захваченной территории Карельского перешейка. Едем вдоль ярко выкрашенных уютных домиков. Они пусты, все население ушло, никто не захотел становиться советским гражданином. В Куоккалла находим и «нашу» огромную дачу с тремя террасами и высокой башней, стоящую в сосновом бору: все оставлено в прекрасном состоянии, а на кафельных печах красуются еще монограммы дедушки. Но обратно эту дачу уже не получишь. Впоследствии в ней расположится детский сад для детей работников обкома партии. Так и стоит этот красивый дом до сих пор, только теперь уже этот поселок не называется Куоккала. Исчезли и все другие исторические названия с Карельского перешейка, такие, как Терриокки, Келломяги, Мустамяги, Оллила.

Начиная с первого класса, нам в школе внушали, что германский фашизм представляет угрозу нашей стране, как и всему мировому коммунистическому движению, а сам Адольф Гитлер и его партия — враги прогрессивного человечества. Но каково же было наше удивление, когда в 1939 году на уроке истории нам объявили, что «Гитлер борется против мирового империализма, и в этом деле он наш союзник». Смотрим в газеты: министр иностранных дел Германии фон Риббентроп прибыл в Москву на переговоры со Сталиным, а затем наш нарком иностранных дел Вячеслав Молотов жмет руку в Берлине Адольфу Гитлеру. Вот тут и разбери. «А как же немецкие коммунисты, томящиеся в тюрьмах, и их вождь Тельман?» Ведь мы, пионеры, пели песню: «Мы отбили Димитрова, надо Тельмана отбить».

Через некоторое время и от независимой Польши ничего не осталось: новые друзья-союзники, Германия и СССР, захватили ее и разделили на две части. В школе объясняют: «Мы подали братскую руку помощи нашим братьям — западным украинцам и освободили их из-под ига польских панов!».

Началась Вторая мировая война. В журнале для школьников «Техника молодежи» я рассматриваю картинки немецких самолетов, знаменитые пикирующие бомбардировщики «Юнкере», которые каждый день сбрасывают бомбы над Лондоном. Наш союзник Германия захватывает в Европе страну за страной. Не существует больше независимой Франции, Чехословакии, Бельгии, Югославии, Греции.

Сергей Иванович ворчит: «Французы-то без выстрела все сдали. Где же линия Мажино, где французская армия, где гордый французский дух?!».

Как-то весной на первомайском празднике мы с сестрой оказались на Марсовом поле в центре города. Смотрим, развеваются два поставленных рядом огромных знамени: советское — красное и немецкое — коричневое с большой свастикой в белом кругу! «Интересное дело — эта политика, — подумалось мне, — если в ней так быстро все может меняться». После подписания пакта Риббентроп-Молотов выпустили из следственной тюрьмы на Литейном и нашего дядю Александра Майера, а также всех других немцев, сохранивших свое немецкое гражданство. Перед этим их откармливали две недели, затем одели в новые костюмы и передали в руки германского консула. Уже через месяц наш дядя и вся его семья, тетя Соната и Шурик, разгуливали по Берлину.

Нас позднее тоже «выпустят» из нашего города, но только в противоположном направлении — в Сибирь. Чем интересна была советская политика, так это своей непредсказуемостью.

Лето 1941 года выдалось очень жарким. Мы с сестрой под присмотром няни Насти посланы на отдых в глухую по тем временам деревню Киёво, в 30 километрах от Старой Руссы.

Крестьянская бревенчатая изба с высоким крыльцом. Хозяйка стряпает в русской печке, а мы ей носим воду на коромысле из колодца. Я сплю на набитом свежим сеном матраце, в большой горнице, а из угла смотрят на меня множество ликов святых — огромный иконостас с лампадой, которая зажигается по воскресеньям. Широко раскрытые глаза Христа и Богородицы направлены прямо на меня, но какую весть они несут мне, понять я не могу. От этого иконостаса вся изба приобретает особую торжественность.

Маечка, моя сестра, старше меня почти на три года, решила в это лето поработать в геологической партии коллектором. Партия вела топографическую съемку местности по заданию Нефтяного геолого-разведывательного института. Я же был совсем свободен и делал что вздумается. Вот только купаться мне одному в речке не разрешалось, а только вместе с сестрой, так как она хорошо плавала.