Евгенией Сомов - Обыкновенная история в необыкновенной стране

Прошло еще какое-то время, и вдруг в небо полетели разноцветные огни сигнальных ракет. Совсем как праздничный фейерверк: желтые, красные, зеленые дуги, то там, то здесь, и не только в нашем районе, но особенно в отдаленных заводских кварталах города за Невой. Сначала десятки огней, а потом и сотни. Вот он начался, долгожданный для меня военный спектакль! Но что это за ракеты? Трассирующие снаряды артиллерии или что-то еще? Да и зачем они?

Вдалеке, в восточных районах города, послышались рычащие раскаты взрывов. Бомбят! Еще через некоторое время оттуда в небо поползли черные клубы дыма. Сначала они были небольшие, но затем, сливаясь, образовывали целый дымовой фронт, внизу которого можно было отчетливо различить языки пламени. Пожары!

Тревога закончилась, и мы с няней вернулись в квартиру.

Оказалось, что мама с сестрой так никуда из квартиры и не уходили: двум смертям не бывать.

Утром в городской газете «Ленинградская правда» я читаю сногсшибательную новость: «В город проникли вражеские лазутчики, которые во время воздушного налета запускают в воздух около заводов и военных объектов цветные ракеты, корректируя бомбометание противника». Но как оказались в городе эти лазутчики? Куда же смотрело наше доблестное НКВД? Все это было совершенно непонятно. Лишь позднее мы узнали, что, действительно, противнику удалось в захваченных районах области завербовать немало людей, которые затем с толпой беженцев прибыли в город и во время каждого налета запускали ракеты, быстро меняя свое местонахождение. К этому НКВД не было готово, оно было занято поисками «шпионов и вредителей» среди честных граждан и всегда их там находило.

А те грандиозные клубы дыма, которые мы наблюдали с крыши дома, были пожаром так называемых Бадаевских складов — низких кирпичных зданий, в которых хранились запасы сахара. Сахар горел, плавился и тек сладкой рекой прямо по улице, так что подоспевшие счастливчики могли его черпать прямо ведрами. Погасить пожар удалось лишь под утро. Позднее некоторые советские военные историки попытаются объяснить возникший во время блокады в городе голод гибелью этих запасов сахара, как будто бы можно было прокормить многомиллионное население города этими сотнями тонн сахара!

Занятия в школе все же начались. Воздушные налеты нам не мешали, так как они происходили по вечерам, с немецкой точностью, от половины восьмого до десяти часов. Все учителя — мужчины были уже на фронте. Никакой дисциплины на уроках не было, учеников редко опрашивали и еще реже ставили оценки. Наш класс наполовину уменьшился, многие со своими родителями оказались на территории, занятой противником, в том числе и мой закадычный товарищ Костя Бешкович.

Бомбы на город падали каждый день. Впервые мне пришлось увидеть разбомбленный дом. Он стоял на Английской набережной между бывшим турецким посольством и дворцом Великого Князя Михаила Романова. Видимо, бомба упала рядом с домом, так что обвалилась вся его наружная стена, и можно было увидеть все его этажи, как на музейном макете. В комнатах продолжали висеть картины и люстры, и даже кровати с подушками и диваны остались на своих местах. Большинство Жителей дома спаслись, так как успели уйти в бомбоубежище.

В горах обрушившегося кирпича перед домом можно было видеть обломки мебели, посуду, шкафы с вывалившейся из них одеждой и разбросанные старинные книги в переплетах. Мне попались на глаза страницы из «Божественной комедии» Данте со знаменитыми гравюрами Густава Доре, изображающими ад. Это выглядело как аллегория.

К сигналам воздушной тревоги мы постепенно привыкли, по времени они совпадали с нашим ужином, поэтому мы не утруждали себя тащиться в бомбоубежище. Однажды в октябре мы ели гречневую кашу и слушали привычный лай зенитных орудий. На этот раз он показался необыкновенно громким, стреляли где-то совсем рядом. И вдруг мы услышали грохот, и весь наш дом стало трясти так, что сковородка на керосинке заплясала и с потолка посыпались хлопья штукатурки. От неожиданности все мы пригнулись. Где-то снаружи, во дворе, послышался звон разбивающихся стекол. Погас электрический свет. «Или в наш дом, или в соседний!» Очнувшись, я бросился к окнам. Они остались невредимыми, видимо, марлевые наклейки на стеклах их спасли. «Быстро все пошли в подвал!» — скомандовала мама. Но потом, поразмыслив — «Дважды в одно и то же место бомбить не будут» — отменила свой приказ. Кашу мы доели уже при свечах.

Наутро выяснилось, что упали сразу две большие фугасные бомбы на соседней с нами улице во дворе знаменитой типографии «Печатный двор», где печатались агитационные плакаты, которыми был заклеен весь город: «Родина-мать зовет», «Все для фронта — все для победы», «Все на оборону Ленинграда!» или «Напоролся!» — карликовый Гитлер повис на штыках защитников Ленинграда.

Этот случай был для всех нас уроком. На следующий день все, кроме Насти, по сигналу тревоги, мы впервые спустились в подвал бомбоубежища. И так происходило каждый день, и длилось примерно неделю. Но потом страх опять прошел, и я продолжал во время налета ходить следом за бойцами противопожарной охраны дома то во двор, то на крышу.

На город сбрасывались не только фугасные, но и зажигательные бомбы. Это были изящные пузатенькие бомбочки с начинкой от двух до десяти килограммов зажигательной смеси. Сгорая на земле, они оставляли после себя красивый металлический хвостик, фюзеляж. За этими хвостиками и за осколками зенитных снарядов мы, мальчишки, охотились. Особенно ценились части, где были хоть какие-нибудь буквы или цифры. У некоторых ребят появились целые коллекции, в которых красовались экземпляры самых причудливых форм. В школе шел бойкий обмен этими редкостями. Мне, например, очень не везло: одни только осколки, но ни одного хвостика, так как на наш дом так и не упало ни одной зажигательной бомбы. По соседству с нами Плановый институт в одну ночь прямо засыпали «зажигалками», но когда я туда подоспел, все уже было подобрано.

Мне все мечталось, как я огромными клещами хватаю горящую зажигательную бомбу и бросаю ее в цистерну с водой, точно как показано на плакате. И тогда корпус ее останется невредимым, и будет принадлежать мне. И вот однажды, наконец, залетела маленькая «зажигалка» и в наш двор. Пока я сбегал с крыши во двор, там уже вокруг нее толпились наши пожарники. Зрелище было необычайное. Бомба напоминала какую-то гигантскую рыбу с хвостом, у которой оторвали голову, и из туловища хлестал огромный огненный фонтан брызг. Вокруг нее царит паника, каждый что-то советовал, но не действовал. А бомба продолжает шипеть и плеваться огнем, расплавляя асфальт. Пробиться к ней мне было уже невозможно, две дружинницы делали попытки схватить ее сзади клещами за хвост, но температура вокруг была уже настолько высока, что обжигало лицо, да и на брезентовой одежде у некоторых появились черные дыры от искр. Наконец, кто-то посоветовал забросать ее мешками с песком. На следующий день я сразу же бросился к этой песчаной куче, но ее там уже не оказалось, в доме не я один был таким коллекционером.