Владимир Рекшан - Самый кайф (сборник)

– Я хочу в Риме. В Колизее! Чтобы тысячи гладиаторов. И пятнадцать роялей. Чтобы тигры ели христиан! Ты меня, Антонио, выведи на министра культуры.

– Не получится, – с сожалением объяснял Антонио, молодой худощавый мужчина с аристократичными чертами лица. – Колизей – это культурный памятник. Там нельзя.

– Можно, можно. Ты только сведи.

Тут появился гитарист «Игр» Андрей Нуждин, бледный, как спирохета. Сперва он говорить не мог, но, выпив виски, рассказал:

– Он дверь запер и стал суровый, будто прокурор. Говорит мне: «Я всех пробовал: немцев, поляков, монголов, нубийцев даже, всех, всех, всех, а русских – нет еще!» Пришлось мне прыгать в окно…

Дело в том, что в течение нескольких дней во время обедов и ужинов в ресторане некий улыбчивый господин в пестром жилете посылал на дегустацию гитаристу разные блюда. Гитарист, как и всякий другой русский, благосклонно относящийся к халяве, эти блюда принимал и отвечал на улыбки. Перед нашим отъездом улыбчивый подкараулил румяного Нуждина в коридоре и каким-то образом заманил в номер, где чуть и не совершил насилие…

Ближе к ночи мы стали грузиться в автобус. Барабанщика группы «Игры» Игоря Чередника, человека худощавого и невысокого, мне пришлось нести. Он купил магнитофон и положил в рюкзак. А с рюкзаком не мог подняться. Водила автобуса, увидев сильно пьяных нонконформистов, заявил, что не поедет. Пассажиры, мол, ему салон заблюют.

– Ни фига, – пробормотал кто-то. – Мы добро на ветер не бросаем.

Итальянец понял русскую правду и согласился ехать.

Вспоминается пьянка. Или что-нибудь на фоне пьянки. Так оно и было на самом деле.

В Риме мы болтались целый день, а к вечеру меня разбила лихорадка, как Рафаэля. В Риме я запомнил только утро – как я с фотографами Усовым и Потаповым выпивал на Форуме и как напротив Сан-Анжело негры писали в Тибр. Нет, помню еще, как мы с фотографами добрались до Ватикана, в соборе-махине святого Петра разглядывали Микеланджело, а после заснули на стульях прямо посреди зала. Может, Папу Римского проспали, может – нет…

Одним словом, в лихорадке, с температурой сорок я катил в поезде через Европу назад, очнувшись на Украине совсем здоровым. Затем сутки слушал, как некрореалисты, сладострастно облизывая губы, рассказывали о способах самоубийства. Способов оказалось бесконечное множество, истории завораживали, смертельное манило.

А приехав в Питер, я узнал, что трагически погиб Никита Лызлов. Наши пути пересеклись в начале семидесятых, мы вместе учились в университете, играли в «Санкт-Петербурге». Мы дружили. Нечасто встречались последние годы, но помнили друг друга. Приятель Никиты Валерий Кууск снял в семьдесят третьем году на девятимиллиметровую пленку несколько сюжетов с группой «Санкт-Петербург». Тогда и звук-то не записывали, а тут – кино! Я знал о пленке, но, думая, что качество – дрянь, не рвался ее посмотреть. Увидел только спустя двадцать три года. В сорок шесть увидеть себя двадцатилетним на вершине молодежной славы! И без звука видно, какие крутые парни рубятся на сцене – Вова и Сергей Лемеховы, Никита Зайцев, Витя Ковалев, Коля Корзинин, Никита Лызлов!

Мне удалось перегнать изображение на видеокассету. Иногда я смотрю ее. Никита играет на фортепиано, а в одном из сюжетов – на барабанах. Я помню его, у меня есть его движущееся изображение. Для меня он живой. А о похоронах я ни помнить, ни писать не хочу.

Вроде бы той же зимой я отправился петь песни в город Ковдор, что находится в засекреченной части русской Лапландии, где-то в районе Полярного круга. Андрей Мерчанский взял на себя организацию тура, в результате чего коллектив оказался сперва в Мурманске, а оттуда мы, закоченевшие, катились обратно вниз по карте. Где-то в районе станции Африканда нас подобрали и повезли по тундре…

Кроме меня, в коллектив входили гитаристы Мерчанский и Донов. С нами ехали две девушки бэк-вокалистки – Ольга и Лиза. Бедные девушки! В составе не имелось ритмической группы, которая состоит из бас-гитары и барабанов и является основой рок-музыки. Таких составов не бывает, но отыграли мы в итоге хорошо, нас даже отвезли куда-то на оленях, чтобы мы еще для какого-то заполярного городка попели…

После поездки в Ковдор я с гитаристами распрощался, а себе поклялся – всё! хватит песен! пора заняться деятельностью респектабельной, за которую не станет стыдно перед сыном, когда тот вырастет!

В сто пятый раз я себя обманул.

Поскольку «Санкт-Петербург» не выступал постоянно, то перестроечное цунами особенно нас и не подбросило. Даже если б мы и концертировали все время, никакой бы славы и коровы не заработали – пришло время иных ниспровергателей, иные антисоветские силы работали во времени и пространстве, используя самовлюбленный задор музыкантов как таран.

Это теперь мне многое понятно. Создатель придерживал меня, подсовывая лысых гитаристов. Возникал лысый гитарист – появлялись проблемы и пропадало время.

Тогда же Никита Зайцев, Никиток, Зольцман вместе с Колей Корзининым работали над проектом «НЗ». Они подготовили интересную программу и частично записали ее на «Мелодии». Корзинин оставил барабаны и выступал в роли Мика Джаггера. Частично это ему удалось. Но в итоге бас-гитарист «НЗ» уехал в Израиль, а клавишника посадили на шесть лет за что-то, связанное с наркотиками. Никита вернулся играть на скрипке в «ДДТ», из которого, дававшего прокорм и популярность, впрочем, и не уходил. Юра Шевчук придумал новую песню и попросил Никиткаґ:

– Нужно талантливое соло.

Зайцев соло сочинил. Песня называлась «Последняя осень». А Корзинин согласился продолжить барабанную карьеру в «Санкт-Петербурге».

Вернемся к лысым. У Андрея Мерчанского были проблемы с волосами, а у меня – с Мерчанским. После него появился по-настоящему лысый Коля Б., и «Санкт-Петербург» поехал в Челябинск на фестиваль «Окурок», где предполагалось играть акустическую программу. Туда приехало много питерских, и все, конечно же, с электрическими гитарами. Дюша Романов, Майк Науменко, Саша Ляпин, Джордж Гуницкий и их камарилья. Или – гуерилья. Не помню всех и всего, но фестиваль, как говорится, удался.

Пьянка круглосуточная! Майк в итоге пролежал за кулисами весь фестиваль. Один раз его подняли и вынесли на сцену показать публике. Та увидела и захлопала от радости.

В одном из утренних джемов Лысый Коля переиграл самого Ляпина. Так утверждали музыканты. «Санкт-Петербург» уже отработал программу, и предполагалось наше появление на последнем концерте и участие в заключительной импровизации. На концерт я приехал позже других, и когда выглянул на сцену, то обнаружил на ней Джорджа Гуницкого с бонгами, Корзинина за барабанами, Васю Соколова из тогдашнего состава «Петербурга» на басе, Сергея Б., брата Лысого Коли с гитарой, еще кого-то; целая толпа рубилась на сцене за вечный кайф блюза. Впереди других весь в черном пилил бесконечную солягу Ляпин. Зал был счастлив. По сцене бродил Лысый Коля с гитарой, но без провода. Чувствовалось, что ему хочется снова унизить записного питерского виртуоза. Он выдернул у Ляпина провод, воткнул в свой инструмент и заполивал довольно-таки убедительно. Ляпин же еще какое-то время поиграл на обесточенной гитаре, но поняв, что из мониторов льются не его звуки, стал искать причину. Нашел. Выдернул из Лысого Коли провод и воткнул себе. Лысый выдернул у Ляпина. Ляпин выдернул у Лысого…