Алексей Рыбин - Три кита: БГ, Майк, Цой

Но до всего этого было еще далеко, а пока Осетинский устраивал эти небольшие концерты, и музыканты получали деньги. Майк вернулся в Ленинград со ста рублями в кармане (в то время это была месячная зарплата инженера), и сомнений в том, что он на правильном пути, уже не было никаких.

Майк мечтал играть большие электрические концерты – а кто из наших артистов (и не наших тоже) об этом не мечтал? Все мечты всегда осуществляются – если это настоящие мечты, если человек по-настоящему сильно чего-то хочет.

У Майка всегда была проблема с подачей. Он был внутри себя одновременно и Бобом Диланом и Марком Боланом – с примесью Чака Берри и Джаггера.

Но беда в том, что петь ни как Дилан, ни как Болан он не мог физически.

Если кто-то скажет, что Дилан тоже петь не умеет, я посоветую ему заняться развитием слуха. Для начала поставить альбом 1969 года «Nashville Skyline», где он поет классическое кантри таким убедительным баритоном, какой имеет не всякий крунер с именем.

Дилан выбрал себе манеру и работал в ней, при этом четко интонируя и легко внося драматургию в свои песни. То есть техническая сторона его не сильно заботила, технически он пел свои песни очень легко – иначе если возникают трудности чисто исполнительские, то тут уже не до драматургии, тут лишь бы в ноты попасть. Дилан делал и до сих пор делает все это с легкостью.

Про Болана и говорить нечего – его вечно молодой голос и длинные, точные ноты, наработанная годами и сотнями концертов манера пения, развитое дыхание, чистое, не изгаженное «Беломором» горло, позволяющее выдавать его знаменитое вибрато – все это было не для Майка.

В конце концов оставался Леонард Коэн, песни которого звучали в квартире Майка так же часто, как музыка The Rolling Stones, T. Rex и Нико.

Но Майк хотел играть рок-н-ролл – а Коэн с его полуразговорной, речитативной манерой рок-н-ролл не играл и не пел.

Я хочу, чтобы меня поняли правильно. Речь не идет о том, что Майк пытался под кого-то «подделаться». Возможно, он и не осознавал этих поисков формы.

А форма была нужна – осознавать, может быть, он этого и не осознавал, но что чувствовал – это точно. Я так разоряюсь здесь за то, что Майк чувствовал и осознавал, просто потому, что это касается непосредственно исполнения рок-н-ролла – так, чтобы он звучал как рок-н-ролл, а не как аморфный, лишенный стиля и музыкального смысла «русский рок».

Собственно, это была уже продюсерская работа. Но поскольку продюсера не было, Майк искал форму для своих песен сам, называя эту работу «поисками группы».

С группой Майку не просто повезло – это был великий шанс, которым он воспользовался. Майк просто напал, набрел, наскочил, как угодно, на совершенно готовую группу «Прощай, черный понедельник», которая играла кавера на песни великих американских блюзменов и рок-н-ролльщиков. Оттуда к Майку пришли Андрей Данилов, барабанщик, и Александр Храбунов, бессменный гитарист «Зоопарка» и фактически его музыкальный руководитель.

На бас-гитаре стал играть Илья Куликов, профессиональный музыкант, работавший в то время в оркестре Ленинградского государственного цирка.

Название придумал Майк, откуда оно взялось в его голове – совершенно неважно. Отечественные журналисты продолжают искать какие-то смыслы в названиях групп, но их, как правило, нет, в большинстве случаев это просто слово или слова, которые в какой-то момент понравились авторам, – и все. The Beatles на самом деле – глупейшее название, с натужным и несмешным юморком, очень тяжелый каламбур, название, ничего никому ни о чем не говорящее. Но дело не в названии. К хорошей группе оно прилипает и становится брендом, и уже потом наполняется смыслом, ассоциациями и образами. Не в названии дело. «Зоопарк» – тоже не бог весть какое название, и Майку первое время это ставили в укор – почему такая скука в представлении группы?

Дело не в названии. Дело в том, что с приходом группы и, в особенности, Храбунова появилась та необходимая Майку форма, без которой он не мог двигаться дальше.

Майк не пел как Джаггер, не играл как Чак Берри, но сочинял и исполнял совершенно правильную музыку. Музыку, с которой уже можно было работать.

Функцию доведения материала до ума взял на себя Шура Храбунов – и вместе с Майком сделал «Зоопарк».

Конечно, Илья Куликов – великолепный басист, а Данилов – прекрасный рок-н-ролльный барабанщик, там все на месте, сменивший Данилова Валерий Кириллов был еще лучше. Группа состоялась, и здесь проблем не существовало с первой репетиции.

Шура закрыл собой амбразуру шатающегося ритма, неловкого гитаризма Майка, и сделал «Зоопарк» стеной, на которую Майк облокачивался, стеной, которая давила на зал и выталкивала вперед лидера, поющего и общающегося с залом непосредственно.

«Зоопарк» стал одной из самых сильных групп Ленинграда – здесь без вопросов. Собственно говоря, конкурентов у Майка не было: ритм-энд-блюз в нашем городе, насколько я помню, практически никто и не играл.

«Аквариум» играл музыку много сложнее и уходил в полистилистику, «Кино» разрабатывало «новую волну», здесь же были «Странные игры», чуть позже появившаяся «Алиса» бросилась в тяжелый, хард-роковый глэм, Майк один гордо нес знамя ритм-энд-блюза – и к концу десятилетия «Зоопарк» стал самой концертирующей группой страны.

Майк постоянно упоминал Чака Берри и знал его песни – при этом я ни разу в жизни не слышал, чтобы на его магнитофоне крутилась лента с записью Чака. Вообще, черных блюзовых исполнителей я у него не слышал.

У меня есть ощущение, что он не очень понимал технику гитарной игры в рок-н-ролле. Он очень любил манеру Рона Вуда за ее кажущуюся простоту, но сам ничего похожего сыграть никогда не пытался и вообще о том, что такое аранжировка, имел весьма смутное представление.

Шура взял аранжировки на себя. Однако Шура был ориентирован несколько в другую сторону.

Майк боготворил рок-н-ролл 50-х и ранних 60-х, с удовольствием слушал первые альбомы The Rolling Stones и, все-таки, уже в Москве – Чака Берри, я застал его за этим в гостях у Саши Липницкого, который и тогда был, и сейчас является большим специалистом по Берри и Би Би Кингу (дома у Майка по возвращении из Москвы Берри по-прежнему не звучал). У Шуры был более широкий спектр пристрастий. Он слушал очень много музыки. В том числе и той, которую Майк терпеть не мог.

Шура любил тяжелый рок, и звук его гитары был ориентирован именно на хард, без прозрачности и легкости Скотти Мура. Если вообще говорить о рок-н-ролльной части его увлечений, то Шура был, скорее, ближе к Элвину Ли, чем к Чаку Берри, и к Lynyrd Skynyrd, чем к The Rolling Stones.

Но Шура был очень ритмичен и, что немаловажно, последователен. Он не играл своим тяжелым звуком рок-н-ролльные ходы Чака Берри, он придумывал свои – в любимом звуке.