Алексей Рыбин - Три кита: БГ, Майк, Цой

Разумеется, оперу я исключаю, опера – это совершенно другой театр, и Горошевский с «Аквариумом» оперой не занимался.

С одной стороны, театр – штука очень соблазнительная, и я знаю множество групп, прошедших через это искушение. С другой – я не знаю ни одной группы (ни нашей, ни западной), ни одного артиста, которым удалось бы создать убедительный синтез музыки и театра.

Шоу – да, и чем дальше, тем лучше. Но ни Дэвид Боуи, ни Элис Купер, ни Питер Гэбриел, ни Артур Браун, никто из этих и десятков других шоуменов на своих концертах даже близко не подходил к театру. Пожалуй, что-то похожее на театр делали Pet Shop Boys, но, во-первых, нет правил без исключений, а во-вторых, Pet Shop Boys на сцене не были отягощены электрическими гитарами с тянущимися от них проводами, барабанными установками и микрофонными стойками.

Драматургия театра не основана на музыке, это слово, слово и слово. Слово и актер на сцене. Для того чтобы играть в театре, нужно быть актером. Музыкант и актер – это люди разных профессий.

Поэтому если быть честным, и фильмы с Дэвидом Боуи – это только «фильмы с Дэвидом Боуи», а не «хорошие фильмы». Дэвид – не драматический актер, так же как и Джаггер, и Леннон. Они – высочайшего уровня музыканты, и этого достаточно. Их кинематографическая карьера могла быть, могла и не быть – от отсутствия в прокате фильма «Бегущий по лезвию бритвы» в природе ничего бы не изменилось.

Но театр интересен, он притягивает, в нем хочется поучаствовать. Это соблазн.

Немаловажно еще и то, что существование «в театре» было в СССР куда как безопасней и надежней, чем существование «в рок-группе». Там были свои проблемы, но государство смотрело на театр как на что-то солидное, понятное и легко управляемое – в отличие от рок-групп, которые считались просто волосатой дрянью, и были недостойны существования.

Позже, когда пришла пора каких-то «комсомольских молодежных объединений», на которых подросшие комсомольцы зарабатывали очень приличные деньги, можно было зарегистрировать «театр» и работать под его вывеской, заниматься коммерческими концертами. Несколько групп превратилось в «театры», искренне считая, что смогут делать музыкальные спектакли. Все они очень быстро распревратились обратно – ни у одной из них ничего даже близко похожего на театр не получилось.

Театр – штука очень сильная, самодостаточная и жесткая, театр собой ни с кем никогда делиться не будет, уступать драматургией в пользу хорошей музыке, которая будет перетягивать внимание зрителя на себя, театр не позволит – вне зависимости даже от желания режиссера. У театра есть своя мистика – и он будет диктовать свои условия. Наверное, поэтому в хороших театрах всегда отвратительная музыка. Театр не допускает конкуренции со стороны другого жанра.

Но рок-музыка – штука еще более бескомпромиссная. И тут вспоминается Киплинг с его «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись…»

Борис Гребенщиков очень быстро это почувствовал и с театром расстался – предпочитая сохранить «Аквариум». Чем-то нужно было пожертвовать – либо театром, либо группой – и Борис выбрал группу.

И правильно сделал.

Борис и «Аквариум», включая собирающегося, но еще не ушедшего в армию Михаила (Фана), были людьми крайне «наслушанными», находящимися «в теме», или, как сказали бы сейчас, «в тренде».

Территория охвата, поле, на котором звучала рок-музыка, было столь широко, столь необъятно, хотелось попробовать всего.

И появилась удивительная во всех смыслах «полнометражная» запись, практически альбом, – «Музыка общественных туалетов». Кто и на чем там играл, сейчас достоверно установить уже невозможно, там была и флейта, и перкуссия, и гитара, и еще несколько десятков звучащих приспособлений. По форме это был так называемый «фри-джаз», по сути, как говорит сам Гребенщиков, «…это не заслуживает того, чтобы называться музыкой, – это просто шум; где и когда это было записано – не имею ни малейшего представления, мы могли сесть и в любой момент сделать эту запись».

Однако ведь собрались же где-то и сделали. А делали и делают музыканты «Аквариума» всегда только то, что им хочется. Значит – хотелось. И понятно почему. Подобной музыки, только сыгранной осмысленно, было о ту пору (да и сейчас) достаточно – и была она хорошей, интересной, но – к ней нужно было готовиться. В первую очередь – музыкантам.

Если же подойти к этой записи непредвзято, то она вполне слушабельна – на том же уровне, на каком слушабельны не самые удачные ранние джемовые альбомы (изданные на основе концертных бутлегов) записи Soft Machine.

Джордж Гуницкий в одной из рецензий вообще пишет, что ему «Музыка общественных туалетов» просто-таки нравится.

У «Аквариума» начинает меняться состав. Скоропостижно записан альбом, специально приуроченный к свадьбе Марата, – по одним сведениям, он сделан за пару дней до свадьбы, по другим – прямо на свадьбе.

Из группы ушел Джордж Гуницкий. Он был всеобщим любимцем, но не барабанщиком, и его окончательно утянуло в театр. За барабаны сел Сергей Плотников, которого быстро сменил Майкл Кордюков – он был и барабанщиком, и музыковедом, и музыкоманом (не меломаном, а именно музыкоманом, то есть любил музыку как таковую, прекрасно знал историю музыки 50-х и вообще в музыкальной области был парнем очень разносторонним).

В группе появляется Сева Гаккель, музыкант группы «Акварели». Познакомившись с Борисом на одном из концертов, он пригласил его в гости – на другой день Борис пришел к Севе, они сыграли вместе несколько песен (в том числе «Апокриф»), проговорили весь день, и Сева понял, что в «Акварелях» ему больше делать нечего.

Таким образом был сформирован первый классический состав «Аквариума» – Борис, Сева, Дюша и Фан. В группе играли также музыканты «мемориального» уровня – Александр Александров (Фагот) и уже упомянутый выше Майкл Кордюков.

В 1976 году группа самостоятельно, за свой счет (точнее – почти без счета, поскольку денег ни у кого не было) едет на музыкальный фестиваль в Таллин.

Желание играть перед публикой – самое естественное желание для музыканта, особенно молодого, – приводит группу в отборочную комиссию, которой хватает всего на одну песню, после чего комиссия группу разворачивает, сообщая, что «этот символизм здесь не пройдет».

Однако символизм проходит. Мероприятие заявлено более или менее грандиозное – в масштабах того времени, – а групп, как выяснилось, приехало недостаточно, и «Аквариум» берут в программу.

После концерта Борис знакомится с Андреем Макаревичем – так начинается дружба, которая продолжается до сих пор. «Аквариум» (и Андрей Тропилло, который уже появился на горизонте группы, но пока еще себя не проявил) пригласят «Машину Времени» в Ленинград, где последние произведут фурор и станут одной из самых значимых для города команд, «Машина», в свою очередь, будет помогать с московскими гастролями «Аквариума».