Алексей Рыбин - Три кита: БГ, Майк, Цой

Мы записались на прослушивание – без этого было никак – и пришли в назначенный день, с двумя гитарами и бонгами.

Мы еще не доиграли и половины программы, а мне уже стало ясно, что все гитарные красивости и тонкости, которые мы изобретали (поскольку музыкального образования никто из нас не имел, то нам действительно приходилось изобретать давно уже изобретенные западными музыкантами приемы и мелодические ходы), здесь никому не нужны и комиссия их просто не слышит, а фонетические находки Вити в его текстах вызывают только брезгливые гримасы.

Комиссия – имен называть не буду – тогда была ориентирована на очень своеобразное понимание рок-музыки и эталоном для них являлись, вероятно, косноязычные и примитивные строчки, выкрикиваемые Юрой Шевчуком, – кричал он так громко, что было слышно и из Уфы, и разражался таким протестом против всего вокруг, что дрожь пробирала комиссию до самых пяток. Градус протеста был столь высок, что Юра до сих пор не может остыть, хотя все вокруг поменялось и развернулось ровно на сто восемьдесят градусов, – а протест ДДТ все тот же, словно мы до сих пор находимся в прошлом веке, в 1982 году.

В общем, если бы не «Аквариум» в лице Михаила Файнштейна, входящего в комиссию по приемке новых групп, – не видать бы Вите рок-клуба никогда.

Комиссия решительно забраковала песни Цоя, особенную ненависть вызвала их «безыдейность», – и только Фан сумел уговорить людей, несущих свет рок-музыки в темные массы, принять группу в рок-клуб «условно», с «испытательным сроком» – я до сих пор не понимаю, что это означало, вероятно, на протяжении этого срока, предполагала комиссия, Цой напишет пару песен протеста и станет этим похож на «настоящего рок-музыканта».

Но, так или иначе, мы стали членами клуба и регулярно ходили на субботние собрания. Большая часть рок-клубовских зубров, в лице тех же «Зеркал» и прочих социально ориентированных рокеров, нас не то чтобы не любила, а просто за людей не считала. Впрочем, Майк и БГ тоже не были у «зубров» в фаворе, поскольку не протестовали против чего бы то ни было.

Удивительным образом значительная часть этих социально – в прошлом – ориентированных «правильных» рокеров сейчас записывает и успешно продает кавер-версии песен Цоя и дает интервью о том, как они лично общались с «великим». Но так было и будет всегда.

После процедуры приемки в клуб Цой впал в бешенство и мы мрачно напились вина в коммуналке у Майка.

Через пару дней БГ утешил Витьку, сказав, что на мудаков не надо обращать столько внимания и так уж сильно рефлексировать, – и Цой воспрял. Мы стали репетировать и готовиться к будущим (когда-нибудь они же должны были состояться?!) рок-клубовским концертам – но тут неожиданно Олег сообщил, что его забирают в армию.

Мы с Цоем остались вдвоем. У нас не было инструментов (две разбитые гитары – это все весьма условно), не было барабанщика (а что за группа без барабанщика?) и не было грамотного аранжировщика вокальных партий – с чем Олег справлялся блестяще, а современные копиисты Цоя на это просто забили и не считают нужным заморачиваться.

Однако, как и полагается битникам, мы не унывали.

Зимой наш друг Пиночет (Игорь Покровский) устроил нам пару концертов в Москве – это был наш первый самостоятельный выезд – и он был, конечно, криминальным. Обо всех выездных концертах нужно было сообщать в рок-клуб и согласовывать с его администрацией (а та, в свою очередь, согласовывала эти концерты с КГБ).

Майк уже был отлучен от выступлений в клубе за излишнюю свободу творчества – а точнее, за несколько поездок в Москву без уведомления рок-клуба. БГ находился на грани отлучения.

Мы долго думали, стоит ли нам ехать в столицу, или нужно сначала спросить разрешения в рок-клубе. Цой решил вопрос, сказав, что если БГ и Майк делают так, то мы тоже будем делать как Майк и БГ.

И мы поехали.

Концерты проходили – один – в квартире Сергея Рыженко, где мы, собственно, и ночевали, а второй – уже не помню, где именно.

Рыженко – музыкант группы «Последний Шанс», потом – «Машины Времени» и еще потом (совсем недолго) – ДДТ и «Аквариума». Вот как бросало по миру шоу-бизнеса этого талантливого скрипача и певца.

Однако в момент нашего приезда он еще играл в «Шансе», доживающем свои последние дни (ну, или годы – вялотекущая деятельность арт-группы продолжалась еще довольно долго, с серьезными перерывами); «Шанс» играл детские песенки про «Кисулю и Крысулю» и на какой-то момент нам все это понравилось, но потом, подумав, мы решили, что уж слишком сильно это напоминает интеллигентскую фигу в кармане: претензии у группы были явно серьезные и они позиционировали себя как некий авангард, то есть что-то, идущее вразрез с официальным искусством, а значит, по представлениям того времени, и с генеральной линией партии. На концерты «Шанса» собиралась порой вполне диссидентски настроенная публика, да и сами артисты декларировали полную политическую оторванность от советской действительности.

При этом продолжали петь про своих «Кисулю и Крысулю». Что-то в этом было нелепое и даже неприличное.

Но мы не вдавались тогда в такой серьезный анализ, мы просто пили с Рыженко вино, репетировали и – на следующий после приезда день дали первый концерт в его квартире.

Собралось довольно много народу – в том числе и участники группы «Последний Шанс», Артемий Троицкий, поэт Леша Дидуров, который тут же начал читать свои стихи, какие-то незнакомые нам художники, писатели, журналисты и просто околобогемная публика.

Мы очень сильно нервничали, потому что впервые в жизни играли перед публикой совершенно трезвыми.

Это сказалось.

Сыграли мы всю программу довольно чисто и легко, но уж слишком зажато, как сказали бы журналисты, мало что смыслящие в музыке, исполнительском мастерстве и искусстве вообще, – «без энергетики».

Когда я слышу от журналистов слово «энергетика», меня начинает тошнить. Я решительно не понимаю, что они имеют в виду, говоря про энергетику. Спрашивать их бесполезно, просить конкретизировать – что же это такое? – бессмысленно. Никто не ответит.

В большинстве случаев – на самом деле – «энергетика» – это когда артист точно попадает в долю или свингует и свинг (то есть сдвиг доли) получается именно таким, каким хочет артист. То есть опять-таки – попадает в долю. Вот и вся энергетика. Это и певцов касается – они тоже должны в долю попадать и петь ритмично внутри фразы – наши «русскорокеры» над этим тоже особенно не запариваются и вокалом, в общем, не занимаются. Прости, Кинчев, тебя я люблю и тебя не имею в виду, ты поешь, ты в порядке. Не касается это и БГ – у того вообще всегда все было в порядке. Не касается, кстати говоря, и отечественных поп-певцов – с ними занимаются продюсеры и объясняют им «как надо». И у них часто «как надо» получается. Другое дело, что поют они зачастую очень плохие песни, но здесь не об этом – а об «энергетике». Попадая точно в долю, артист начинает внутренне танцевать, двигаться – а уже от каждого зависит, начинает ли он прыгать или просто покачиваться, – и у зрителя складывается ощущение этой самой «энергетики». А она не в прыжках и не в поту на лбу артиста – она в музыке, она в точном попадании.