Павел Фокин - Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 2. К-Р.

«О ней Дункан сказала так: „В Москве есть два красивых человека – Сергей Есенин и Сусанна Мар“. Красота Сусанны была особого рода – внесексуальная. Мар напоминала мне мужской портрет Джорджоне в Берлинском музее или знакомую всем гимназистам картину из учебника истории „Корнелия, мать Гракхов“. Мы уверяли, что Сусанна Мар похожа сразу на мать и на обоих мальчиков. Она любила по-своему заломить руки. То ли восточная красавица с конфетной коробки, то ли „Демон“ Врубеля.

…Сусанна поистине справочное бюро! К ней, как по речкам в озеро, стекается всяческая информация» (Н. Вольпин. Свидание с другом).

«…Девушка из Ростова, с точеным лицом и неплохими стихами. Она безбожно картавила и была полна намерения стать имажинистической Анной Ахматовой» (В. Шершеневич. Великолепный очевидец).

«У меня сохранился сборник „Собачий ящик, или Труды творческого бюро ничевоков“, выпущенный 1 апреля 1922 года в количестве 500 экземпляров. На отдельной странице напечатано: „Посвящается белой расе“. В предисловии сказано: „Сфабрикован „Собачий ящик“ для целей разложения и деморализации изящной словесности, согласно постановлению Творческого Бюро Ничевоков от 5 декабря 1920 г.“.

Часть сборника ничевоков была отведена объявлениям. Одно из них возвещало: „Поэт-ничевок Рюрик Рокк извещает всех граждан РСФСР, что с такого-то числа считает расторгнутым свой брак с поэтессой Сусанной Марр [так у мемуариста. – Сост .] по причине выхода поэтессы из Становища ничевоков“. И рядом печаталось заявление поэтессы о выходе ее из Становища ничевоков по причине перехода в имажинистки» (Э. Миндлин. Необыкновенные собеседники).

«Сусанна непрерывно молола чушь, но ее трепотня таинственным образом не разрушала, укрепляла человеческие связи.

…Сусанна взяла себе самого нищего мужа, Ивана Александровича Аксенова, умного и желчного человека, знатока кубизма и Шекспира. Она никогда его ничем не обидела, а жили они в комнате с потолком, подпертым балками, чтобы он не обрушился на голову. Яркая и болтливая Сусанна была одной из редких женщин, равнодушных к домостроительству и благополучию» (Н. Мандельштам. Вторая книга).

Режиссер. Создатель «Свободного театра» (1913–1914). Постановки пьес «Шлюк и Яу» Гауптмана в Московской антрепризе К. Незлобина, «У жизни в лапах» Гамсуна (муз. И. Саца), «Пер Гюнт» Ибсена (муз. Э. Грига) – в МХТ (1910–1913). На музыку И. Саца создал первый опыт пантомимы для драматических актеров – «драму без слов» «Слезы» (1912; постановка отснята на кинопленку А. Ханжонковым).

«Главным организатором Московского Свободного театра был режиссер К. А. Марджанов. Это был необычайно темпераментный, пламенный, увлекающийся художник и человек. У Марджанова было редкое качество зажигать всех своих сотрудников энтузиазмом, необычайным желанием работать. Вокруг него люди всегда „кипели“.

Наряду с этими достоинствами у него был также существенный недостаток: он быстро потухал. Если бы не „нафаршировали“ себя как следует энтузиазмом его актеры, им было бы очень трудно с ним. Потухли бы тогда и они.

Я по своей природе, вообще говоря, оптимист, и зажечь меня не трудно, но я упрям, и, если я загорюсь чем-нибудь, я не скоро остыну. Это мое качество всегда помогало мне во время моих работ с Марджановым не обращать внимания на его личные настроения.

К. А. Марджанов был человеком несомненно очень культурным, интересным и умным. Но это был человек „превосходных степеней“. В порыве увлечения, в приливе своего неукротимого энтузиазма он часто терял чувство меры и мог наделать тысячу глупостей. Так, например, он ухитрился потратить на ремонт чужого здания, полученного им в аренду на четыре года, около 200 000 рублей, то есть сумму, которая по тому времени была достаточна, кажется, для постройки нового театрального здания.

Но вместе с тем присущий Марджанову энтузиазм помогал ему всегда окружать себя прекрасными сотрудниками и главным образом молодежью. Эта молодежь быстро создала настоящую товарищескую и творческую атмосферу в театре» (Н. Монахов. Повесть о жизни).

«В августе 1913 года я приехал в Москву…Утренние газеты каждый день сообщали новые сенсационные сведения о нарождающемся Свободном Театре: „театр всех видов сценического искусства“, „приглашены Монахов, Шаляпин, Давыдов, Коонен, Андреева, Балтрушайтис, Дузе, Сара Бернар, Сальвини“, „подготовительные работы в полном ходу – затрачены миллионы на всевозможные опыты“, „к отдельным постановкам привлекаются Макс Рейнгардт, Георг Фукс, Гордон Крэг… римский папа“, „в репертуаре драма, комедия, оперетта, пантомима“ и прочее, и прочее.

И между всеми этими сведениями, причудливо переплетая и путая их, носилась какая-то странная, почти фантастическая фигура Марджанова, человека, несомненно, живущего одновременно в нескольких воплощениях, ибо, судя по газетам, он в один и тот же час работал в Москве над „Прекрасной Еленой“, вел в Питере переговоры с Варламовым, во Флоренции – с Крэгом, в Китае смотрел „Желтую кофту“, в Праге набирал оркестр, в Лондоне уславливался о гастролях за границей и в Сорочинцах покупал волов для „Ярмарки“ [к постановке „Сорочинской ярмарки“ М. П. Мусоргского. – Сост. ].

Прошло еще несколько дней, и мы встретились с Марджановым.

Воистину, этот человек чувствовал себя собирателем театральной Руси.

Его труппа и так не могла уже вместиться в партере Эрмитажного театра, и так на каждую намеченную постановку приходилось уже по два режиссера и [по] два кандидата к ним, и все же он стал звать еще и меня в Свободный Театр.

…А когда Марджанов предложил мне постановку пантомимы , о работе над которой я давно уже мечтал, – вопрос оказался сразу решенным, и клавир „Покрывала Пьеретты“ очутился у меня в руках.

…Прошел сезон.

Помимо „Покрывала Пьеретты“ мне удалось сделать еще несколько любопытных опытов в интересовавшем меня направлении при постановке „Желтой кофты“, и Свободный Театр, шумным фейерверком разорвавшийся над скучными буднями театральной жизни, прекратил свое существование.

Причины распада, к сожалению, таились в самой организации Свободного Театра.

Слишком разных языков люди, почти враждебных толков художники собрались в его широко распахнутых стенах, и поэтому, когда, очевидно, ошибшиеся в своих расчетах „меценаты“ отступились от него, то вся его постройка, эта своеобразная Вавилонская башня, с такой любовью возведенная Марджановым, должна была роковым образом рухнуть, – и Свободный театр умер» (А. Таиров. Pro domo sua).