Павел Фокин - Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 2. К-Р.

„Нива“ печаталась на специальной бумаге, изготовлявшейся на фабрике Печаткина, и имела приятную внешность; журнал выпускался в собственной типографии, печать всегда была чистой. Редакция работала как часы, – случаев задержки выпуска журнала не бывало.

Успех и прибыльность журнала давали возможность Марксу организовать и книгоиздательскую деятельность. Покупая собрания сочинений и отдельные произведения для журнала и приложений, он стал печатать их и специальными изданиями.

Подбор сотрудников в „Ниве“ был хороший. У Маркса работало немало крупных деятелей литературы и искусства. Не боялся он и начинающих талантов: у него, например, в мое время в качестве художественного критика выступал молодой Храбров (Игорь Грабарь).

Редакция „Нивы“ помещалась на Большой Морской улице и занимала великолепный дом. По длинному коридору направо располагался кабинет заведующего редакцией, рядом с ним комната редактора и в конце – огромный кабинет самого Маркса. По левую сторону находились контора и подсобные помещения.

…Кабинет Маркса весь был завешан картинами, заставлен свертками бумаги, корректур; всюду грудами лежали книги и журналы. В этой обстановке я по-настоящему рассмотрел внешность Адольфа Федоровича. Высокий, стройный, крепкий старик, с длинной седой бородой и большими глазами, в очках, он напоминал мне какого-то апостола. Скромно, но чисто одетый, Маркс держался с глубоким сознанием собственного достоинства.

…В кабинете Маркса мне пришлось ждать с полчаса, пока он не закончил своих дел.

– А ну, покажите мне, что вы тут наделали? – обратился ко мне Маркс, освободившись.

Пока я развертывал оттиск, Маркс через очки наблюдал за мной. Потом он взял свою громаднейшую лупу и стал рассматривать гравюру. Смотрел он ее бесконечно долго, как бы нарочно испытывая мое терпение. В душе я злился: неужели, в самом деле, так и не будет конца моим испытаниям?

Наконец Маркс приступил к высказыванию своего мнения:

– Вот у вас, господин Павлов, тут нехорошо… тут тоже нехорошо… и тут нехорошо… и вот тут нехорошо…

Я стоял совсем красный и готов был расплакаться. Да, теперь уже ясно – все пошло прахом!

А Маркс в это время продолжал:

– Но вот тут – очень недурно…. и тут недурно… и вот тут недурно… и тут недурно… Вообще я у вас возьму эту гравюру. Но вы должны учиться и учиться. Я буду сам следить за вами. Ваши гравюры я буду сам принимать.

…Договариваясь об условиях, Маркс оказался расчетливым и умным хозяином, а не грошевиком, каковыми являлось большинство хозяев тогдашних журналов.

…Хорошо оплачивая своих постоянных сотрудников, Маркс не любил их совместительства и требовал монопольного участия в его журнале. Он неоднократно мне заявлял об этом, когда я в 1896 и 1897 годах обслуживал своими гравюрами почти все основные иллюстрированные журналы Петербурга. Но далеко не каждый из нас выдерживал педантичность Маркса и его вмешательство в творческую работу художника. Примиряли, конечно, высокая оплата и популярность „Нивы“ в публике.

Пожалуй, одним из главных критериев в оценке Марксом гравюры являлась техническая точность линий. Я представлял себе, что если, по его мнению, в одном квадратном дюйме уложится сто линий, то гравюра безусловно хороша, если же в дюйме окажется девяносто девять или сто одна линия, которые он замечал через свою лупу, то гравюра никуда не годилась» (И. Павлов. Моя жизнь и встречи).

Библиограф литературы по краеведению, истории русской периодической печати, истории русской литературы. Труды «Библиография Владимирской губернии» (Владимир, 1905), «Русские сатиро-юмористические журналы» (т. 1–3, М., 1910–1913), «Чеховиана» (М., 1929), «Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей» (т. 1–4, М., 1956–1960).

«Сын крестьянина Владимирской губернии, окончив курс сельской школы, он был послан, как это бывало в то время обычно, в Москву на заработки, добывать „хлеб насущный“. Здесь познал он ремесленные труды: был каменщиком, маляром и кровельщиком, затем перешел в торговую иностранную фирму на должность кладовщика товаров, рассыльного и, наконец, конторщика.

Влечение к книге и к знаниям у молодого Масанова было огромное. Необходимость самостоятельного заработка и тяжелая физическая работа в юности не только не убили в нем жажды знания, но, наоборот, – как бы укрепили ее. В период службы конторщиком Масанов особенно усиленно занимался самообразованием, знакомился с классической литературой и критикой, не щадя своих скромных заработков на приобретение необходимых книг и журналов. В эти же годы он старательно изучает немецкий язык и эсперанто, на котором впоследствии не только свободно говорил, но и вел переписку с корреспондентами самых дальних уголков земного шара; изучает историю, интересуется театром и шахматами, а также цветоводством.

Когда приходилось посещать его в Черкизове, то чего только не видывал я в его крошечном садике! Помимо овощей, необходимых для жизни, сколько и каких цветов, лишь по два-три экземпляра, не бывало на грядах у Ивана Филипповича! И в этих цветах, в этом уклоне от деловой прозаической работы была простая и скромная поэзия человека, любившего жизнь и ее красоту.

С 90-х годов Масанов начинает помещать мелкие историко-литературные и исторические заметки в небольших московских газетах, затем печатает ряд библиографических работ во „Владимирских губ. ведомостях“, „Трудах Владимирской ученой архивной комиссии“, затем в „Историческом вестнике“ и в „Русском архиве“. Эти выступления обратили на скромного автора должное внимание. Первая работа Масанова посвящена родному Владимирскому краю и вызвала положительную оценку современной критики как „бесспорно драгоценное приобретение и настольная книга для всякого желающего познакомиться с историей губернии“. Вслед за ней выходит „Библиография сочинений А. П. Чехова“. Строгий к себе Чехов большое количество сочинений не включил в прижизненное (марксовское) Собрание сочинений. Огромное наследство „начинающего“ Чехова обнаружилось только после его смерти, и открыл его именно Масанов.

„Спустя два года после смерти Чехова И. Ф. Масанов предпринял нелегкий труд пересмотра всех юмористических журналов и всех московских иллюстраций поры чеховской молодости и подвел итог даже всем мелочам, вышедшим из-под его пера. Это было поистине целое открытие!“ Так писал в своем предисловии А. А. Измайлов.

…Вслед за публикацией библиографического указателя сочинений Чехова началось усиленное переиздание его „забытых и затерянных рассказов“.