Игорь Синицин - Андропов вблизи. Воспоминания о временах оттепели и застоя

За три с половиной года моей работы в Швеции случился в это королевство и государственный визит Никиты Сергеевича Хрущева. Он чуть не стоил мне крупных неприятностей.

Поскольку я сам прилично фотографировал и направлял в АПН иногда свои фотоработы, руководство агентства и посол Белохвостиков назначили меня ответственным за фотообеспечение визита. С этой целью бюро АПН в Стокгольме заключило официальный договор с одним небольшим фотоагентством в шведской столице. Шведы обязались оперативно проявлять фотопленки, которые я должен был приносить им два раза — утром и вечером, — в каждый день визита. Они также должны были немедленно делать с них контрольные отпечатки, а затем и указанный нами тираж фотоснимков, которые прямо из Швеции бюро АПН посылало авиапочтой в Москву и во все зарубежные наши представительства. Агентство, с моей санкции, могло также за плату распространять в прессе фото, которые не пошли у нас. Дело было простое. Вместе с делегацией Хрущева на теплоходе прибыл маститый фотокорреспондент АПН, допущенный к правительственным съемкам, Борис Рябинин. Я также аккредитовался в пресс-центре визита как фоторепортер.

Мой старый друг со студенческих времен Виктор Корягин, ныне покойный, был тогда заместителем заведующего протокольным отделом МИД СССР. За пару недель до приезда Хрущева он вместе с начальником 9-го управления КГБ полковником Чекаловым прибыл в Стокгольм для подготовки протокольных мероприятий государственного визита. На совещании в посольстве он познакомил меня с шефом кремлевской охраны.

Снова приехав с Хрущевым в Стокгольм, Чекалов узнал меня и оформил мне допуск в резиденцию генсека, куда всем журналистам вход был запрещен.

На второй день визита, вечером, Хрущев принимал вместе с женой в резиденции, в домашней обстановке, делегацию Общества дружбы «Швеция — Советский Союз» во главе с профессором Евой Пальмер, дочерью покойного основателя общества профессора Пальмера. Встреча происходила на большой застекленной террасе особняка. Я заранее притулился вместе со своей фотоаппаратурой недалеко от диванной группы с креслами и низким столиком, вокруг которого и должна была проходить беседа. Чекалов предупредил меня, чтобы я не лез на глаза Никите Сергеевичу.

Пришла делегация. Хрущев радушно принял ее, рассказывал веселые истории. Все смеялись, я тоже и щелкал, и щелкал камерой, исполняя приказ — пленки не жалеть.

Делегация подарила Никите Сергеевичу драгоценный подарок — очень редкое издание произведений Льва Толстого на шведском языке in folio.

Потом члены Общества дружбы распрощались и ушли, я тоже решил сматывать удочки, ничего больше не ожидая. Хрущев не обращал на меня никакого внимания, словно я был абсолютно пустым местом.

Вдруг на террасе появился зять Хрущева Алексей Аджубей. Никита Сергеевич сидел развалясь и не в самом лучшем настроении после тяжелого дня, держа на коленях огромную книгу. Аджубей взял у тестя книгу. Он встал перед Хрущевым, раскрыв фолиант, и вытянулся, словно нерадивый ученик перед брюзгой-учителем. У меня оставалось в камере еще несколько кадров, и я щелкнул целую серию этой сцены. В тот же вечер я отвез пленки на ночную обработку и вернулся в фотоагентство только утром.

Меня встретили двое сияющих коллег.

— Игорь! Смотри, какой кадр ты сделал!.. — протянули они мне отпечаток 20 на 30 сантиметров. — Американский журнал «Лайф» просит тебя отдать им этот кадр на обложку номера, посвященного визиту Хрущева в Скандинавию… Они обещали заплатить тебе за этот снимок десять тысяч долларов!

Увидев, как на фотографии Аджубей вытянулся, словно двоечник перед классным руководителем, я похолодел. Публикация такого снимка в американской, да и любой другой прессе означала бы для меня автоматическое исключение из партии за дискредитацию вождя и навечное причисление к лику антисоветчиков. Мои шведские друзья, кажется, еще не поняли угрозу, нависшую надо мной от их добрых намерений.

Для начала я сделал вид, что ничего особенного не случилось, и потребовал у шведов все негативы этой сцены вместе с отпечатками. Мне выдали целую проявленную, но не разрезанную еще пленку и стопочку из десятка фотографий. По их сконфуженному виду я понял, что что-то коллеги припрятали.

— Ну-ка, выкладывайте все, что утаили, — грозно ощерился я. — Я сам буду решать, кому что передать.

Мне выдали еще с десяток крамольных фотографий, и один из шведов бросил неосторожный взгляд на стопку из упаковок фотобумаги большого формата, лежащую высоко на полке. Я немедленно полез туда и нашел между пакетами еще десятка полтора злополучных отпечатков.

— Но, Игорь, это же десять тысяч долларов! — разочарованно протянул один из коллег.

Я молча засунул свои трофеи в атташе-кейс, взял его под мышку и показал друзьям-шведам тюремную решетку из пальцев.

— Вот что могут означать для меня эти десять тысяч долларов за одно фото! — Потом спросил дружелюбным тоном: — Точно больше ничего не зажали?!

— Честное слово! — поклялись оба. Они наконец все поняли.

Были и более приятные визиты соотечественников в Швецию. Выставка картин советской живописи, например, которую посетил король Швеции Густав VI Адольф, визит Юрия Гагарина и Валерия Быковского, гастроли балета Мариинского театра… Во время посещения королем советской выставки я пытался взять у его величества как крупного знатока искусства короткое интервью о его впечатлениях. Элегантный и стройный, старый господин только улыбнулся моему вопросу и кротко сказал: «Молодой человек, вы, наверное, еще не знаете, что короли не дают интервью…»

Я покраснел от стыда за незнание протокола. Шведская свита тактично сделала вид, что ничего не заметила. Но посол и другие советские чиновники, казалось, были готовы растерзать меня на месте за то, что я нанес оскорбление его величеству. Как водится, наши лакеи — самые низкопоклонные лакеи в мире!

Увидев мое жуткое смущение и агрессивную реакцию советской части свиты, король пожалел меня и сказал: «Вообще-то вы можете написать, что картины советских художников мне понравились!»

Несколько позже я узнал, что ответ Густава VI Адольфа советскому журналисту стал коронной фразой шифровки совпосла в Москву с отчетом об этом культурном мероприятии.

Из крупных международных событий в Швеции в памяти больше всего остались Харпсундские встречи ведущих социал-демократов всего мира. Они проходили в загородном имении шведского премьера Таге Эрландера ежегодно.

Во время первой же встречи мой «москвич», на котором я передвигался по Швеции, явно не подошел по скорости и комфорту к семиместным черным лимузинам, арендованным правительством Швеции для передвижения важных персон по Стокгольму и в Харпсунд, у крупной похоронной фирмы. В Швеции, как и во многих богатых европейских странах, где только премьеру, министру иностранных дел и председателю парламента подается для казенных поездок служебный автомобиль, правительственного гаража отродясь не бывало. Именно поэтому я и получил место в одном из лимузинов, шедших в кортеже не на похороны, а в загородное имение, с министром просвещения Швеции, любимцем премьера Эрландера и всей социал-демократии Улофом Пальме. После Таге Эрландера он стал следующим премьером Швеции. Мы были почти одногодки и весьма интересно беседовали те два часа, которые длилась поездка до Харпсунда.