Игорь Синицин - Андропов вблизи. Воспоминания о временах оттепели и застоя

До начала 60-х годов там квартировало хельсинкское представительство Советского информбюро. Но затем из Москвы пришел грозный приказ: передать это помещение бесплатно на баланс «бедного» посольства Болгарии в Финляндии. И передали! А сами стали арендовать за бешеную цену офис меньшей площади на другой улице. Такая щедрость и «доброта», как обычно, исходили от тогдашнего вождя — «нашего дорогого Никиты Сергеевича»…

Кобулов и генерал К. были крайне амбициозными личностями. А внутри спецслужбы кое-кто предпочитал сводить свои счеты с неугодными коллегами при помощи доносов и анонимных писем. Такие методы были довольно распространены. Я могу это утверждать потому, что и меня чаша сия также не миновала. Андропов получил среди прочих доносов на своих сотрудников от своих же работников донос и на меня. Но об этом в свое время.

К. занимался во внешней разведке НКВД работой с нелегальных позиций в Германии еще с довоенных времен. В разных очерках и книгах по истории НКВД и КГБ его фигуру теперь героизируют, хотя, по мнению некоторых старых разведчиков, именно он должен был бы нести серьезную ответственность также за провал «Красной капеллы» и агента из верхов гестапо — Брайтенбаха, то есть практически всей действовавшей в начале войны в Германии и Европе сети советской нелегальной разведки. Даже сама смерть генерала К. была загадочной. В 1961 году он был вызван из Берлина, где находился в длительной служебной командировке в качестве начальника Управления КГБ в Карлсхорсте, пригороде германской столицы. Но вызывал его не КГБ, а секретариат ЦК КПСС для какой-то серьезной беседы. После этой беседы, в подавленном состоянии, генерал отправился на корты «Динамо», где заранее договорился сыграть в теннис со своим другом и покровителем, бывшим председателем КГБ Серовым. В 1961 году Иван Серов еще оставался генералом армии, но уже был переведен Хрущевым на пост начальника ГРУ.

Якобы в самом начале игры К. умер на корте. Официальное заключение гласило: «разрыв сердечной аорты». Какие вопросы были закрыты этой неожиданной смертью генерала-теннисиста в расцвете сил? Кому она была выгодна?..

Итак, моим рабочим кабинетом стала комната, по соседству с которой Берия за два десятилетия до этого истошно орал на моего отца: «Как ты посмел открыть свой рот на моего друга Кобулова! Как ты вообще смеешь перечить начальству?! С подвалами познакомиться хочешь?!» Заместитель председателя Совета министров СССР стучал при этом кулаком по столу и грозно сверкал стекляшками пенсне. С криком «Вон отсюда!» Берия выгнал отца из кабинета, но, очевидно, забыл дать прямое распоряжение об увольнении и репрессии. Да он и не командовал тогда Комитетом информации, куда входила в те годы внешняя разведка. Приказ об увольнении резидента в Берлине подготовил и подписал у высшего начальства КИ генерал К. Отец после этого полгода лежал на кровати целыми днями и смотрел в потолок, а мы ждали по ночам, когда за ним придут. Но Берии уже тогда, за год до лета 1953-го, было, видимо не до какого-то строптивого резидентишки. Друзья из ПГУ устроили отца в начале 1953-го «под крышу» «Интуриста»…

Разумеется, за два десятилетия после этого инцидента и кабинет Берии, и его комната отдыха изменились, но, видимо, не случайно я ощущал тяжелую энергетику этих помещений. Зала коллегии я еще не видел, но мой кабинет был обставлен достаточно по-спартански.

Слева в углу стоял огромный старинный двустворчатый сейф, в человеческий рост и метра два в ширину. Он остался еще с купеческих времен страхового общества «Россия» и пережил многих владельцев из ЧК — ГПУ — ОГПУ — НКВД — МГБ— КГБ, тоже занимавшихся специфическим страхованием — советской Системы. Только «страховки» они выплачивали не десятками и сотнями тысяч царских рублей, а миллионами человеческих жизней.

В центре комнаты, ближе к левой стене, находился большой полированный, светлого дерева письменный стол с перпендикулярно приставленным к нему почти таким же столом — для совещаний, и десяток массивных стульев. У письменного стола — мягкий, на пружинящей подвеске и колесиках, удобный рабочий стул. Между окнами блестел экран телевизора «Рубин».

По левой стороне рабочего стола, ближе к окну, виднелся приставной стол, весь уставленный телефонными аппаратами. Калгин принялся мне объяснять назначение каждого из них.

— Вот этот высокий аппарат цвета слоновой кости, с золотым гербом СССР вместо диска — кремлевская АТС, в просторечии — «кремлевка», — говорил Женя. — А это — справочник к нему, в котором по алфавиту перечислены все лица, у которых установлен такой же аппарат, и они имеют право связываться по нему хоть с самим Брежневым!..

И Калгин передал мне что-то вроде записной книжки темно-вишневого цвета, внутри которой на пружинках, чтобы можно было быстро заменять листы с новыми фамилиями, было меньше сотни страниц. Затем он продолжил свою лекцию о связи и показал на другой такой же слоновой кости, с гербом, но стандартного образца телефонный аппарат.

— Это — ВЧ-связь, или «вертушка», — сказал он. — По нему можно связаться с любой точкой СССР, где есть такой же аппарат, и со столицами социалистических стран, а также городами в них, где есть советские генеральные консульства или расположены штабы советских зарубежных групп войск… Однако не прямо, а сделав заказ у телефонисток. Но самый главный для вас — вот этот, серого цвета, с красной крышкой вместо наборного диска, — говорил Женя. — Это — прямой аппарат к телефонному пульту Юрия Владимировича. Если поднимаете трубку, то в кабинете председателя раздается звонок и мигает лампочка рядом с вашим именем. Минуя секретарей, председатель сам снимает его трубку. Если этот ваш телефон зазвонил, то бросайте все разговоры и бумаги — вас напрямую вызывает шеф… Остальные аппараты, — показал Калгин на целый ряд разноцветных телефонов, — это аппарат оперативной связи КГБ со всеми территориальными органами и погранвойсками, внутренний четырехзначный коммутатор и два городских телефона — один с известным всем началом номера с цифр 224… а другой — обычный городской. По «кремлевке», оперсвязи и ВЧ можно говорить вполне в открытую, они защищены от подслушивания, а по остальным телефонам необходимо соблюдать конспирацию, поскольку от подслушивания они не защищены…

Я тогда поверил Калгину на слово относительно невозможности прослушивания «кремлевки», ВЧ и оперсвязи, хотя, как выяснилось значительно позже, зря. Подчиненный самому председателю, в КГБ существовал тогда так называемый 12-й отдел. Этот отдел возглавлял Юрий Сергеевич Плеханов, одно из самых доверенных лиц Андропова. Когда Юрий Владимирович работал секретарем ЦК, Плеханов был у него секретарем, то есть самым осведомленным из помощников. Теперь Юрий Сергеевич возглавлял отдел, занимавшийся подслушиванием не только обычных, подозреваемых в уголовщине абонентов, санкцию по которым давала Генеральная прокуратура. Тогда можно было предположить, а в 1991 году, после путча ГКЧП, окончательно стало ясно, что внутри 12-го отдела существовало специальное подразделение, которое подслушивало и «кремлевки», и ВЧ, причем самых высоких персон, включая членов политбюро, секретарей ЦК, членов ЦК, министров и прочих кремлевских вельмож. Я не удивился бы, если оказалось, что подслушивали и Брежнева… А уж его семью — вне всякого сомнения. Как писала в 1991 году, после краха путча ГКЧП, московская свободная пресса, 12-й отдел в это время возглавлял генерал Евгений Иванович Калгин.