Людвик Ковальский - Дневник бывшего коммуниста. Жизнь в четырех странах мира

Я нахожусь в Орсэ более двух месяцев, ничего не зная о нашем ускорителе [низкой энергии] . Сегодня во время лекции нам сказали, что он почти готов для исследований. Он будет использоваться для производства моноэнергетических нейтронов. Я попал в нужное место в нужное время. […]

Личное письмо от 11.08.1957 приложено к дневнику. Его написала Ж, моя близкая подруга по школе. Она работала агрономом на большой государственной ферме в Польше. К сожалению, я не помню, что я писал ей в письме, на которое она прислала ответ. Вот несколько фрагментов из ее письма.

«[…] Это то, что касается моей личной жизни. Мне было бы не так больно от того, что происходит здесь сейчас, если бы я не была членом партии. Но я секретарь, и я отвечаю за идеологическую работу. Все распадается у меня на глазах, но у меня нет ни на что сил. Шок был слишком сильным, а моя вера – слишком наивной. Я не одна чувствую себя обманутой и разочарованной. Мы говорили об этом. Не пытайся меня разубедить. Я хочу уйти из партии. Я должна это сделать; иначе я покажу свою слабость. Ты заграницей; как все это выглядит для тебя оттуда? У тебя есть время размышлять об этом? Меня очень впечатлило, что Жолио-Кюри взял тебя на работу. Надеюсь, тебя это не избалует. […] Пиши обо всем. Пришли мне адрес твоей мамы. Лучшие пожелания; я надеюсь, ты не выберешь свободу». […]

А вот письмо от 08.05.1957, которое я написал Е; я не помню, почему я его не отправил. Я писал: «[…] Вначале была Вена, где я остановился на один день. Так много машин, такое изобилие в магазинах. У меня не хватило времени посетить известные места. Затем Париж, опять машины, магазины и Эйфелева башня. Здесь моя тетя приняла меня, как будто я ее сын, а не просто «бедный родственник». Я успел побывать в Лувре и в Фоли-Бержер [театр с полуголыми танцорами]. Я также сходил на коммунистическое собрание, посвященное годовщине дня рождения Ленина. Я познакомился с некоторыми интересными людьми, например, с водителем такси, который раньше был офицером Белой Армии. Ему удалось сбежать из Крыма [Россия] во время гражданской войны в 1920 году. Как он ненавидит коммунистов, как он любит Россию. С моим докторатом пока нет никакого продвижения. […]

Мне может пригодиться парижский книжный магазин, в котором продают книги из Советского Союза. Я уже купил несколько научных книжек. Французские издания значительно дороже. Уровень жизни во Франции в 2–4 раза выше, чем в Польше. Безработицы почти нет. Но я видел людей, которые спят на улицах и под мостами. Мне сказали, что они предпочитают попрошайничать, но не хотят работать. […] Пожалуйста, напиши мне, что происходит в Польше и в Политехническом институте». […]

Первый день 1958 года. Неделя в Шамони [каникулы, организованные для студентов] была прекрасной; завтра я возвращаюсь в Париж. Лыжное катание было хорошим, и мой организм получил то, что ему было необходимо. […].я полон энергии для продуктивных занятий в следующем семестре.

Мой французский становится лучше там, где это касается понимания. Но он все еще очень ограничен, особенно когда мне нужно что-нибудь написать. К счастью, у меня есть несколько очень важных книг, включая Блатта и Вайскопфа, на русском языке. […] Мое общее впечатление – что другие участники программы подготовлены не намного лучше меня, за исключением французского, который их родной язык. […] Что бы я делал без Туньи и Генри? Вероятно, на следующий год мне дадут стипендию. Я постараюсь организовать это в Варшаве летом. […]

В – канадский друг Генри; они служили в одной воинской части в 1939–1940 годах. Он богатый, умный и очень циничный. Он посоветовал мне, чтобы я использовал ситуацию и убежал в США. «Им нужны люди с твоим образованием, – сказал он. – У тебя не будет трудностей найти работу и получать не меньше 400 долларов в месяц. Польша не для тебя; они никогда не будут доверять тебе из-за твоих связей на Западе. Рано или поздно они поставят тебя в ситуацию, в которой у тебя будет только два выбора: стать негодяем или быть убитым. Выбери свободу и забудь о них».

Я сказал ему, что плохое может случиться со мной вне зависимости от того, где я нахожусь. Польша дала мне все, и я не могу предать ее. Я также не предам Павловского, без чьей помощи я был бы никем, и моих друзей. Польша послала меня сюда, потому что я нужен ей. Я вернусь; я буду работать для своей страны. […]

Правильна ли моя позиция? Действительно возможно, что однажды кто-нибудь напишет на моей двери «ты грязный жид, убирайся отсюда». Также возможно, что мой сын вернется, плача, домой, потому что его избили из-за того, что он еврей; так часто было со мной в России. Моя многообещающая карьера может внезапно закончиться, например, в Колыме, на золотых приисках. Даже тогда я, возможно, не буду сожалеть о своем решении остаться коммунистом. Пусть историки и поэты рассуждают о пути к цели, никуда не ведущем. Вероятно, Гегеля будут цитировать. Я верю, что то, что началось на ХХ съезде, приведет к лучшему коммунизму, чем когда Сталин был жив. […]

[Какой наивный я был тогда, когда писал этот текст. Как сильно изменился я c тех пор.]

Что мне делать с этим дневником? Я собираюсь оставить его у Туньи. И я привезу все мои старые дневники сюда. […] Людвик, почему ты так много разговариваешь с дневником? Потому что это мой способ молиться. […]

Я мечтаю начать работу в проекте, предложенном Радвани – конструирование ионизационной камеры для высокоэнергичных нейтронов. Она будет основана на расщеплении висмута и будет первым подобным прибором во Франции, а, может быть, и в Европе. […]

Какое шокирующее объявление – Имре Наги, руководитель венгерского восстания, сегодня был казнен. Это еще один пример того, как коммунисты, убивают коммунистов. [Позже я узнал, что общее число убитых и раненых во время восстания приближалось к 20000 человек.] Генри сказал, что они делают это, чтобы напугать реформаторов, которые восприняли серьезно 20-ый съезд. Секретные суды, подобные тому, который приговорил Наги, будут продолжаться. Какой позор. Мое желание остаться преданным коммунистическим идеям должно быть пересмотрено. Но у меня нет времени писать об этом сейчас. […]

Три человека были повешены [в Венгрии], один умер в тюрьме. «Собаке – собачья смерть», – написали в болгарской газете. В Юманите [французская коммунистическая газета] полностью обвинительный акт опубликован не был – только фрагменты с комментариями. Полный текст был опубликован в Ле Монд [другая французская газета]. Напечатали ли это в нашей польской прессе? Я не знаю. Экзамены начнутся через пять дней; как я могу сконцентрироваться на учебе в этой прискорбной ситуации? […]