Павел Перец - От косяка до штанги

У меня в голове стали возникать голливудские планы о том, как я зарабатываю кучу денег, как увожу Машу в теплые края, где не придется вспоминать о ее прошлом.

В квартире, где она жила, были холодные обои и слегка пожеванное стиркой пастельное белье. Там не было ни одной исправной розетки. На кухонной плите всегда горел вечный огонь, иначе, за неимением спичек, можно было остаться без горячего чая. Дом отстоял от улицы Партизана Германа метров на сто, улица Партизана Германа отстояла от моего жилища на полтора часа езды. Нужно было поменять две электрички (подземную и наземную, синюю и зеленую, теплую и холодную), добраться до железнодорожной станции Лигово и, если повезет, проехать три остановки на автобусе. Чаще не везло, и приходилось разминать опорно-двигательный аппарат.

Волосатые ноги, разведенные родители, разные по разнокалиберные глаза, неудачный первый половой контакт, изнасилования. Девушки с таким багажом разных по своей природе характеристик составляют группу повышенного риска. У них есть все шансы стать проституткой. Где-то я об этом вычитал.

Свой первый визит помню хорошо. На кухне чай перетекал из чашки в рот родительницы, я же сидел с Машей в комнате, наблюдая у нее явный сдвиг по фазе, природу которого можно было бы легко обнаружить, пораскинув мозгами по внутренним стенкам черепа и присмотревшись к оберткам, валявшимся на столике. ТА-БЛЕ-ТО-ЧКИ. Но я этого не делал, потому что был парализован весь, за исключением подпупочной области, ответственной за семяизвержение и мочеиспускание. Там происходил акт орального секса, первый в моей жизни. Что потрясло меня больше всего, так это антураж сцены: мама могла в любой момент закончить чайную трапезу и зайти пошуршать своими тапками по комнатному полу, за стенкой мог проснуться Юля и приползти на зов электрического света. Ни того, ни другого не случилось.

Уезжать приходилось с расчетом, чтобы успеть на последнюю электричку. Я позвонил на следующий день, и мои уши проткнул голос Машиной мамы. Маша была не в себе, потому что наглоталась таблеток всяких разных. Раньше за ней подобных пристрастий не замечалось. Я приземлился в их прихожей через два часа и провел в этой квартире двое суток, забив на учебу и ряд обязательств перед своим графиком. Маша спала, потом очухивалась, я вел ее в ванну, где намыливал ей спину, грудь и промежность, испытывая при этом смесь любопытства и робости. Я пытался заботиться, но все мысли мои роились под трусами.

На обоях выписывал маркером строчки, потом отрывал кусок бумаги, скрывавший бетонный позор стены, и, скомкав его, выкидывал в окно. Неугомонный холод проник и в тебя тоже. И организм расколот, и побледнела кожа. И из родной кровати сбежать не так-то просто. Болеющий подросток. Болеющий некстати.

У нее на спине была красная ссадина. Постоянно. Это из-за того, что она мылась в ванной, как в раковине. Душ не работал, его заменяла тонкая струя воды, льющаяся из крана. Она пыталась распределить ее поток по всему телу, для чего садилась на корточки и, съеживаясь в комок, наклонялась в разные стороны, поворачиваясь вокруг своей оси. Вставая, она всегда задевала спиной за кран.

Я пытался забаррикадироваться в комнате от Юлиных поползновений, иногда это удавалось, иногда нет. Маша проявляла чудеса стыдливости, раздеваясь передо мной только при выключенном свете. Это никак не вязалось с ее профессией.

Покинув ее обиталище с еле отапливаемыми батареями, я вернулся в круг повседневности, но голова была полна Машей.

Она отказывалась брить ноги и складывать деньги в кошелек. Так и хранились они по карманам в виде разноцветных оберток. Доставая охапку скомканной бумаги, она могла запросто выдать кассирше сто рублей вместо десяти и наоборот. Кассирша ругалась, разворачивала купюры, пытаясь вернуть им опрятный вид, что было бесполезно.

Ее не раз насиловали. С этого начал первый мужчина, выдав ей тем самым инструкцию на будущее, как нельзя начинать свою половую жизнь. Увы, точка отсчета в таких делах всего одна. Ее же вместо точки угораздило окреститься пятном. Для меня, семнадцатилетнего цыпы, это все было, как обухом по голове. Каждая ступенька в ее парадной была вымазана моими соплями.

Я пытался выпытать, что это был за представитель рода человеческого, который поступил таким неделикатным образом с пятнадцатилетней девочкой. Она, естественно, не помнила. Тип из эфира.

Был в свое время, когда паук, соткавший мировую паутину интернета еще даже не помышлял тянуть свои щупальца к советским телесетям, такой молодежный способ проведения свободного времени, как газета «Сорока», предварившая появление интернетовских чатов. В ней помещались объявления, содержание которых могло бы поконкурировать с монологами Бьюиса и Баттхеда. Мальчики и девочки вырезали купоны, заполняли их загогулинами печатных букв, отправляли в редакцию, и с нетерпением человека, страдающего диареей, ждали выхода номера. Потом читали свои подростковые излияния и были счастливы. Или несчастливы, если их персону кто-то обидел. Сорокоманы встречались каждую неделю то на Черной речке, то в Трубе.

Аналогом «Сороки», только более живым, был эфир. Звонишь на определенный номер и попадаешь в эфирное пространство, где общаешься не с одним абонентом, а сразу с несколькими. И каждый, кто знал этот номер, мог присоединиться к общей болтовне.

У всех эфирщиков были свои клички. Встречались они по субботам на площади перед Финляндским вокзалом, где Ленин тянет руку в поисках еще одной кепки. Наверное, это представляло определенный интерес: посмотреть на персонажей, которых ты не видел, а только слышал. И голос служил единственным источником информации о внешности человека.

Этому типу было под сорокет, он затащил Машу к себе домой. Дело происходило где-то на Гражданке. Она, клуша малолетняя, повелась на россказни бывалого увальня, за что и схлопотала по полной программе уголовного кодекса. Замечательный дебют на арене секса. Я доставал ее расспросами о местожительстве ее первого мужчины, но она даже улицы не могла вспомнить, чего уж там говорить о номере дома и квартиры. Да и прошло с тех пор больше года.

В другой знаменательный раз она села к ментам в «ГАЗон», и те подвезли ее до следующего изнасилования, растянув девочку на троих. Выкинули у станции метро и уехали исполнять опасную и трудную службу, не видную на первый взгляд. Все это я переваривал и пытался понять, какого ж рожна на одну голову, такую красивую и молодую, свалилось столько дерьма.

А потом Маша отправилась в Москву то ли к тете, то ли к бабушке, и там стала зарабатывать деньги нехитрым способом, для которого ни лицензии, ни диплома не нужно. Разумеется, под присмотром заботливого сутенера, обучившего ее азам камасутры по-русски.