Павел Перец - От косяка до штанги

В одну из ночей я рассказал М о своей первой любви, о ее профессиональной деятельности. Оказалось, что М занималась тем же и там же – в Москве. Только не от безысходности, как Маша, а из любопытства.

– Я познакомилась с парнями, которые предложили потусоваться с ними за деньги. Единственным условием было не спать. Они висели в Москве несколько дней, должны были успеть за это время сделать свои дела, каждая минута была на счету. У них была стодолларовая купюра с красной окантовкой. Я не могла понять, откуда она, пока не выяснилось, что это кровь, они через нее кокс занюхивали.

М решила поставить настоящие железные ворота, чтобы хоть как-то обезопасить себя от гостей из прошлого. Попросила меня помочь установить вторую деревянную дверь внутри прихожей. Геморрой предстоял немалый, нужно было снимать косяк, стругать, пилить и т.д. Ей больше некого было попросить о подобной услуге, я согласился. Мы не виделись несколько дней, потом я позвонил, сказал, что вечером приеду. Погрузив инструменты в Жекину машину, отправился с ним к М. Ехал с расчетом на то, что ближайшие несколько часов придется отдать такому малоприятному и запарному занятию, как установка двери посредством рубанка, пилы, молотка и двух рук, порядком отвыкших от мастеровых движений.

М пустила в квартиру, выглядела она отвратительно – бледная, с двумя темными аренами на лице, в центре каждой по глазу. На кухне кто-то был. Я поставил сумку со столярным барахлом на пол, прикинул объем работы, попытался мысленно выстроить алгоритм действий. В прихожую высунулась рожа. Это был трафарет, по которому следовало бы изготовлять лица для фильма «Стена». Полное отсутствие стандартных деталей типа носа или щек – поверхность лба будто размоченным картоном залеплена. Зрачки, как бусинки для бисера – хрен увидишь.

Я зашел на кухню. Здесь сидело еще несколько существ. Глядя на них и на обстановку, их окружающую, было нетрудно догадаться, чем здесь занимались до моего прихода. Следов приготовления химсоставов не наблюдалось, но то, что господа варили далеко не картошку, было видно невооруженным взглядом. Я застал сбор денежных средств – из всех карманов выуживались последние копейки, на которые можно было купить разве что рулон туалетной бумаги.

– Может, сходить в магазин, хоть крупы купить? – промычало одно из существ, обращаясь к М.

Слово «крупа» вывело меня из себя. Крупа – последняя грань нищенства, пища богов в блокадном Ленинграде. Люди переходят на крупу вследствие каких-то причин, но, не тех, что были налицо в данной ситуации. Хотелось заорать: «Какая в жопу крупа?! Пошли на хуй отсюда все, а не то я вам сейчас рыла наркоманские стамеской раскрою!» Но я ничего не сказал. Ни звука не произнес. Просто собрал манатки и выкатился на лестничную площадку. Все повторяется. Все. Просто колесо обозрения, а не жизнь. Не было у меня никакого права орать, кого-то бить, выгонять под зад коленкой из квартиры, потому что это была НЕ МОЯ квартира, а ЕЕ.

Мы расстались с М, не начав встречаться, хотя я чувствовал в ней родственную душу, и как знать, сложись обстоятельства ее и моей жизни по-другому, может, из нас получилась бы неплохая пара. Но дело не в этом.

Когда я наблюдал ломку Иры в доме на курьих ножках возле «Приморской», я понимал: у людей проблемы, которые мне понятны. Я такой же, как они, просто мы выставили перед собой барьеры разной высоты. Они свой уже перепрыгнули.

У М я четко осознал неприятие личностей, скопившихся у нее на кухне. Это был другой мир, который я покинул раз и навсегда, отстегнув основной парашют и продолжая полет на запаске. Отвращение, жалость, презрение, брезгливость, злость, агрессия – весь этот букет чувств расцветал во мне, пока я мчался по лестнице. Чего не хватает этим фрондерам? Какие-то подростковые вопросы застревали в голове, как пассажиры в турникете, нужно было заплатить, чтоб пройти внутрь, в глубину, нащупать смысл происходящего. А чем платить? Очередным наркоманским опытом? На хрен. НА ХРЕН. Я не буду никем и ничем, как те, что остались без будущего, и даже сраной крупы им не купить.

Стоять под небом, раскачивающимся как сопля на носу алкоголика. Мерзкое ощущение. Кристаллы времени попадают в раствор мыслей, и происходит реакция с шипением, словно «аспирин упса» в стакан упал.

Все слова давно пусты. Какого это осознавать человеку, который выстукивает слова на клавиатуре. Наркотики плохо – глупо сказано. Наркотики хорошо – еще глупее. И та и другая мысль попадались мне неоднократно в литературе и прессе. Но нигде я не встречал простого и явного умозаключения: наркотики – это ничто. Абсолютли насинг. Дырка в кармане. Ты ничего не приобретаешь и не теряешь, употребляя их. Ты просто становишься никем. Математическим знаком, овальным, как дыня – ноль называется. В одной из рецензий на Ирвина Уэлша я прочитал: «Уэлш подводит нас к мысли, что героин – это хорошо». Жаль, не запомнил фамилию рецензента. Мудак Мудакович, прочитай интервью с Уэлшом за 1996 год. Там есть ответы на все интересующие вопросы.

Эволюция моих пристрастий поразила меня самого. Еще совсем недавно я готов был узнать новое о жизни посредством таблеток. Тома Кастанеды, осиленные до двадцати лет – дичь, не более. Схоластическое учение о Доне Хуане не что иное, как саги Толкиена. Энциклопедия человеческого маразма. Псевдорелигия для тех, кому больше нечем мозги занять. Проще отождествлять себя с Гарри Поттером, объевшимся пьотля, чем реально что-то изменить в своей жизни, посредством каких-то усилий.

Когда ты находишься в наркоманской среде, то кажется, что все только тем и занимаются, что ширяются. Любой человек-антипод, избегающий доступного кайфа, кажется придурком. С каким пиететом я внимал отрокам, вмазавшимся «винтом», когда кто-нибудь из них, медленно покачиваясь на табурете, вещал о своих незабвенных ощущениях, намекая на то, что он – медиум.

Когда ты начинаешь посещать тренажерный зал, тебе кажется, что все только и занимаются тем, что пыхтят на тренажерах. Это довольно радужное ощущение, которое легко развеивается при столкновении с реальностью. Работая в пионерском лагере, я интересовался у деток, каков процент их одноклассников, которые стремаются закатывать рукава при милицейской проверке. По их личной оценке – до 80%.

В России отсутствует социальная реклама. В майском журнале старейшего американского издания Rolling stone за 2003 год можно обнаружить первое за десять лет интервью с лидером Pearl jam Эдди Веддером, рецензию на концерт Zwan, модный разворот со шмотьем, рекламу секса по телефону и на пол полосы фотографию чеченской бабки на фоне разрушенного дома. Это PR одной из общественных организаций, занимающейся правами человека. Представьте-ка что-нибудь подобное в «Оме».