Евгений Фирсов - Т. Г. Масарик в России и борьба за независимость чехов и словаков

Надежда Филаретовна Мельникова-Кедрова (Ривнач) (10. XI.1892 [471]-1978) относится к тому поколению русских славистов, чье становление проходило накануне и в годы Первой мировой войны. По свидетельству Мельниковой ее мать – Н.А. Ломидзе принадлежала по линии отца (Арутюна Ломидзе) к одной из ветвей знатного грузинского рода Петра Багратиона. После окончания серпуховской гимназии Мельникова училась на московских Высших женских курсах, диплом об окончании курсов выдан 20 декабря 1914 г. на имя Н. Кедровой (фамилия по первому мужу) [472]. По свидетельству Мельниковой славянские, в том числе чешский, языки она изучала у профессоров А.Н. Веселовского и B. Н. Щепкина. Бурные годы войны и революция вынудили значительную часть русской интеллигенции отправиться в эмиграцию. Н.Ф. Мельникова в 1918 г. также оказалась за рубежом (в Праге), выйдя после развода замуж за Ярослава Папоушека (после освобождения его из Бутырок) – известного деятеля Чехо-словацкого Национального Совета в России, бывшего личного секретаря Т.Г. Масарика. Изучение материалов, связанных с творчеством Н.Ф. Мельниковой на родине, приводит нас к выводу, что в ее славистической ориентации существенную роль сыграл известный русский славист, профессор Московского университета В.Н. Щепкин. С этим ученым Н. Мельникова поддерживала научные связи и состояла в переписке, получая духовную и профессиональную поддержку.

В тематическом плане в дореволюционный период деятельности Н. Мельниковой можно выделить два круга исследовательских проблем: Бакунин и славянство [473], чешская литература, прежде всего творчество видного чешского романтика и символиста Юлиуса Зейера (1841–1901), неоднократно бывавшего в России и служившего в качестве репетитора в русских аристократических семьях.

Особенно увлек славистку Юлиус Зейер. Она подготовила о нем очерк в 1917 г. К сожалению, он так и остался в рукописи. Главное, что Мельникова пыталась осмыслить место Зейера в чешской литературе рубежа XIX–XX вв. и его роль в становлении чешской культуры в период национальной консолидации накануне образования независимого государства. В выявленном мной письме редактора петроградского чешского издания «Чехословак», видного деятеля чешского национального движения в России Богдана Павлу Н. Мельниковой упоминается о ее работе по этой теме. В этом письме-открытке, датируемом ноябрем 1916 г., читаем: «Милостивая государыня, имею честь вам вкратце сообщить, что с удовольствием прочитаю требуемый доклад о современной чешской литературе, конечно, согласно возможностям военного времени…» [474]Стоит подчеркнуть, что в изучении чешской литературы Н. Мельникова, бесспорно, была первопроходцем. Подготовленный ею яркий очерк о Ю. Зейере [475]был первым в отечественном литературоведении того времени. Появившийся год спустя (в 1918 г.) сжатый очерк-биография Зейера в предисловии к изданию двух небольших работ писателя, который был подготовлен другой российской исследовательницей В.П. Глебовой, не выдерживает никакого сравнения с мельниковским [476]. В основе своей творческие работы Н. Мельниковой сохраняют научное значение до сего времени и несомненно являются вкладом в российское славяноведение.

Н.Ф. Мельникова, после завершения высшего учебного заведения в 1914 г., обратилась к проблеме рецепции чешской культуры (в частности, чешской литературы) и чешского национального характера рубежа XIX–XX вв. в дореволюционной России. Архивные материалы, особенно переписка Н. Мельниковой того времени с другими представителями русской интеллигенции, помогают углубить наши представления об общественном климате, судьбах русской культуры и атмосфере дооктябрьского времени, об отношении к идее славянского единства в переломном 1917 г.

Обнаруженные письма известного русского слависта профессора В.Н. Щепкина Мельниковой свидетельствуют о его влиянии на становление славистки. Профессор В.Н. Щепкин предстает в переписке и добрым советником, и открытым наставником, и своего рода философом жизни. Научную стезю славистики В.Н. Щепкин обоснованно считал весьма нелегкой, особенно для представительницы женского пола: «… Вы славист! А славист должен быть мулом, да еще мулом с душой!» [477], – восклицал он.

С высоты собственного опыта он осознавал тернистые пути профессиональных занятий славистикой и делился этим опытом со своей ученицей, не скрывая от нее предстоящих трудностей. Приведем в этой связи отрывок из письма В.Н. Щепкина: «Хотим ли мы умереть спокойно, уверенные, что мы передали нашу дорогую Россию такой же молодежи, которая не повторит наших ошибок и сама будет счастливее. А Вы готовитесь повторить все мои ошибки: заменить живую жизнь книгой – такой, которая одновременно и сушит душу и дразнит ее мечтой. Вся Ваша деятельность указывает, что из Вас не получится ремесленника. Но Вы и не общественный деятель, что показали Вам последние дни. Вы просто хорошая душа и способная к бесконечному улучшению.» [478]. Переписка отражает идейно-политическое брожение в среде русской интеллигенции в 1916–1917 гг., стремление выработать собственную позицию в размежевании общества того времени на «осудителей» войны, проповедовавших лозунг «Долой войну!», и так называемых националистов, выступавших за ее продолжение. В.Н. Щепкин писал НФ. Мельниковой в ответ на ее сомнения: «…на реплику «долой войну» можно ответить: да долой войну, но так, чтобы не погибла Россия, русская молодежь, русская душа. А разве можно заключить мир, не подпав под пяту германских гадов? Они не хотят дать нам жить и не дадут, если мы их не победим. Итак, «долой войну» значит «долой германцев». Вы можете сохранить Вашу клятву преданности славянству, но зачем же понимать ее так узко? Не бросайте славянство, но ищите опоры в жизни, т. е. труде, и [ищите] друзей…» [479]

В те годы Н.Ф. Мельникова активно включилась в деятельность обществ, выступавших за идею «всеславянского единства» на основе реализации права австрийских славян на национальное самоопределение и создание независимых государств с ориентацией на Россию. Как показывает анализ переписки Н.Ф. Мельниковой с другими славистами, далеко не все разделяли тогда программу «всеславянского единства». В частности, об этом писал О. Панасюк из Ростова-на-Дону Н. Мельниковой в 1917 г.: «Хорошо, что у Вас действует просветительско-славянофильствующее общество. Конечно, москвичам, как и славянам, живущим в России, не прежде всего жгучим является вопрос о славянизации нашего самосознания. Идет подделка под то, чем болели наши большие умы старого изжитого и прожитого времени. Прочтите «Три мира Азийско-Европейского материка» Ламанского, посмотрите, чем люди жили, какими глубокими познаниями обладали и какие широкие горизонты перед ними открывались. Веселовский. напоминает про грядущее будущее, что его надо строить по своему замыслу или же под диктовку соседей (немцев или англичан). Чехи хотят самостоятельности, а на чужбине (у нас, в частности, в Ростове) они грызутся между собой, до войны состояли членами немецкого общества усиления фибра и посещали вечерние чаи австрийского консула, куда заходили с контрабасами и скрипками. Когда-то Гавличек (известный чешский либеральный писатель сер. XIX в. – Е.Ф.) говорил, что на контрабасе играет русский дядя Ваня и от его игры немцам тошно делается. Подбираю удобный момент и поговорю с Францевым (известный русский славист. – Е.Ф.), послушаю сначала его лекцию» [480]. Из письма далее следует, что сам Панасюк придерживался консервативных общественно-политических взглядов, выступая критиком либерализма.