Даниил Галкин - В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора

– Ну ось, нашего полку прибуло! Ласкаво просимо! – и повторила по-русски: – Добро пожаловать!

Я обратил внимание, что бабушку дочери называли на «вы». Сказывалось хорошее воспитание, полученное на переломе двух эпох. Во время обильного и вкусного обеда бабушка заполнила небольшую тарелку водкой, опустила в нее мелкие кусочки белого хлеба. Персонально мне пояснила:

– Это моя любимая лечебная тюря. Повышает тонус и настроение. И легче говорить правду-матку!

Вечерней электричкой мы с Доритой уехали в Москву. Впервые она предложила зайти туда, где жила бабушка. В доходном доме дореволюционной постройки она занимала большую комнату, напоминающую зал. Высокие лепные потолки и два огромных окна дополняли этот образ. Мебель была старинная, возможно, помнила еще времена Гиляровского. В соседних комнатах проживало еще несколько семей. Несмотря на позднее время – завтра у каждого из нас начиналась учебная неделя, – я испытывал сильное искушение остаться с Доритой наедине. Это не была классическая любовь с первого взгляда. Но серьезное чувство все больше связывало нас друг с другом. Поэтому я решил не торопить события.

Дома мама с интересом выслушала мой рассказ о знакомстве с родней Дориты. Задала только один вопрос:

– Когда познакомишь с избранницей?

Я обнял маму со словами:

– Когда приму окончательное решение.

Утром «на Трубе» появился декан Гераскин. Сообщил всем, что перед выпускным дипломным проектом предстоит пройти строительную практику. За счет ее на один месяц сокращались летние каникулы. Привлекала возможность поездки в незнакомый город и оплачиваемая работа на стройке. Гераскин огласил перечень городов, до сих пор восстанавливаемых после разрушительной войны. Мы с Ильей выбрали Сталинград.

До отъезда, сдав экзамены и зачеты за пятый курс, я выполнил свое главное обещание. В очередной приезд с Доритой на дачу выложил перед оторопевшим Чудаковым чертежи отдельного домика, пристройки к реконструируемому старому строению, а также укрупненную смету. Домочадцев я попросил при этом присутствовать. Хотелось показать дамам мужское умение отстаивать свои интересы. И, конечно, повысить свою значимость в глазах Дориты. Эффект оправдал ожидания. Чудаков в шоке перебирал чертежи и медленно читал смету. Потом взорвался:

– Откуда все это, черт побери? Решил перехитрить меня? Прикинулся простачком? А еще напрашивался ко мне в ученики!

С долей сарказма я ответил:

– Уж извините, будем беседовать на равных!

Он резко придвинул ко мне бумаги:

– Сам строй за эту цену!

Я был готов к его реакции.

– Нет проблем. За эту цену даже в Кратово найдется не одна бригада. Но… рухнет ваш авторитет, все поймут, что без вас вполне можно обойтись.

Он в сердцах пробурчал:

– И откуда ты свалился на мою седую голову?

Я миролюбиво предложил:

– Давайте лучше подружимся. Насчет «ученика» я пошутил. А в остальном, уверен, сработаемся.

Чудаков сгреб в охапку всю документацию. С гордо поднятой головой удалился, бросив на прощание:

– Я еще проверю, что ты накалякал!

За несколько дней до отъезда в Сталинград мы с ним снова встретились. Вначале он напоказ разбушевался:

– Молокосос, самозванец-недоучка! Как ты смеешь ставить под сомнение мою кристальную честность? Я здесь не один десяток лет строю. И даже не стал смотреть твою галиматью! – Постепенно запал иссяк. Недовольно ворча, но тоном ниже Чудаков продолжил: – Твое счастье, что я добрый человек и люблю этих прекрасных женщин. Даже себе в убыток все для них сделаю. А ты, чтобы искупить свою подлянку, нарисуешь несколько домов на заказ. Договорились?

Он протянул руку. Я без всякой обиды на брюзжание старого чудака пожал ее. В последующие годы, несмотря на его самодурство и невоспитанность, между нами установились достаточно терпимые отношения. Он настолько привык ко мне, что без ложного тщеславия самокритично признавался:

– Я ведь самоучка, без образования. Все привык делать на глазок, как умельцы в деревне. А в ваших дурацких сметах ни черта не понимаю!

Я обрадовал бабушку, как главного финансиста, что мы с Чудаковым пришли к компромиссу. Он согласился, с бригадой, выполнить все работы на даче за значительно меньшую стоимость. Сдержанная бабушка растрогалась:

– Нам так не хватает мужского присутствия! Мы будем счастливы, если ты решишь войти в нашу семью!

Мы тепло распрощались на целый месяц. Через несколько дней Дорита проводила меня на вокзал. Прощаясь, я ей признался:

– Буду сильно скучать по тебе.

Она ко мне прильнула и, отбросив свою природную сдержанность, ответила:

– А я вообще уже не мыслю жизнь без тебя. Возвращайся быстрее!

Илья стоял рядом и не удержался от комментариев:

– Вот бы и мне прекрасную девушку встретить! И услышать от нее однажды такие же милые слова!

В Сталинграде мы провели больше месяца. Теплая погода благоприятствовала работе на открытом воздухе. Опытные прорабы учили нас строительному мастерству. Мы получали приличное по тем временам вознаграждение. Свободное время посвящали знакомству с многострадальным городом. Хотя прошло восемь лет с окончания войны, много встречалось развалин и пустырей [74]. Нам город показался не очень удобным для проживания. На десятки километров вдоль Волги вытянулась узкая застройка. Значительная часть выходов к берегам реки была занята хаотическими промышленными зонами. Как будущие градостроители, мы уже могли дать профессиональную оценку этому явлению. Коммерческая выгода дешевых транспортных перевозок по водной артерии оказалась важнее интересов и здоровья горожан. Строительство в те годы, как правило, осуществлялось с помощью дармовой рабочей силы. Это была целая «армия» заключенных. Поэтому многие площадки обносились колючей проволокой и строго охранялись.

Практика проходила на территории женского лагеря. Нам выдали специальные пропуска. Перед нашим неискушенным взором нестройной серой массой взад и вперед передвигались группы несчастных женщин. Мы успели подружиться с некоторыми конвоирами. Среди них было много безусых новобранцев, еще не успевших очерстветь от превратностей жизни. Они с сочувствием говорили, что единственное преступление большинства заключенных – мелкое воровство. Политических среди них не было. Они находились в более суровых условиях, в отдаленных населенных пунктах. Был случай, когда мы с Ильей случайно оказались в женском окружении. На тюремном жаргоне посыпались непристойные намеки интимного характера. Некоторые откровенно выражали свою естественную неудовлетворенность, демонстративно обнажая чувственные участки тела. Пришедшие конвоиры быстро навели порядок. Мы пожелали бедным женщинам скорейшего освобождения и воссоединения с близкими.