Даниил Галкин - В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора

Тему моего дипломного проекта я связал с микрорайоном предстоящего переселения. В его центре, на площади Ильича, по концепции градостроительного развития намечалось возведение Дворца культуры. Им-то я и решил заняться. Мои опытные педагоги с пониманием отнеслись к такому выбору. Однако высказали однозначное мнение, что тема не соответствует моей формирующейся архитектурной направленности. В процессе учебы и выполнения курсовых проектов они отмечали мою склонность к обобщенным формам крупномасштабных строений. В первую очередь эти признаки относятся к промышленным комплексам. В будущем, как они и предсказывали, моя творческая деятельность в значительной степени оказалась связана именно с ними. Первые эскизные прорисовки Дворца культуры на площади Ильича вызвали у педагогов разногласия и даже жаркую полемику.

Время выполнения дипломной работы совпало с переломом идеологических тенденций после ухода из жизни «отца народов». Это сказалось и на архитектуре. Эпоха монументальных колоннад, искусственно возвеличивавших период его правления, уходила в прошлое. Как говорят в народе – новая метла по-новому метет. Началась кампания устранения излишеств в проектировании и строительстве. В прессе стали появляться критические статьи об архитекторах. Оказалось, что их творческая позиция за истекшие десятилетия была ошибочной. Повлекла неоправданные затраты. Как всегда, виноваты оказались стрелочники. Неудивительно, что мои эскизы вызвали несколько критическую реакцию у опытнейших педагогов.

В первом варианте я отталкивался от творений больших мастеров конструктивизма – братьев Весниных, Голосова, Мельникова, Леонидова. Этот архитектурный стиль идеология социализма заклеймила. Второй вариант был основан на красочных мотивах русского зодчества. Мне казалось, что сочетание белого, красного и золотого цветов символически отвечает образу Дворца культуры на площади Ильича. Оба варианта осторожные и мудрые педагоги деликатно отклонили. Мотивацией служило то, что конструктивизм и перепевы так называемого нарышкинского барокко не вписываются в идеологические рамки пропагандируемого, хотя и абстрактного социалистического реализма. В итоге пришли к самому беспроигрышному варианту в неоклассическом стиле. Проповедники социалистического реализма еще не успели докатиться до полного маразма, чтобы заклеймить и это направление. Моя душа откровенно противилась окончательному выбору. Но дальновидные наставники сумели убедить меня в целесообразности разумного творческого компромисса не только на уровне дипломного проекта, но и на всю оставшуюся жизнь.

Итак, определился долгожданный старт на финишной прямой вхождения в архитектуру. Началась усиленная работа над дипломным проектом. Приятный сюрприз мне преподнесла Дорита. Почти ежедневно вторую половину дня до позднего вечера она стала проводить со мной «на Трубе». С ней познакомился весь выпускной поток. Я представил ее как свою избранницу. Общительная, активная, с чувством юмора, она быстро вросла в нашу среду. Ее математический склад ума оказался бесценным в расчетах технико-экономических показателей. Она помогала не только мне. Многие стали обращаться к ней за помощью. Особенно те, кто должны были первыми выйти на защиту диплома.

Среди выпускников за многие годы установился четкий порядок. Каждому, как бы он ни старался, не хватало одного дня для полного завершения работы. Поэтому первому, кто шел на выпускную Голгофу, остальные дружно принимались помогать… в качестве «рабов». А защитившийся, уже в звании архитектора, должен был также отработать в качестве «раба». В вывешенном алфавитном списке я оказался в первой десятке. День защиты диплома выпал на 22 июня. Ровно через 13 лет с начала войны! Меня, как я уже писал выше, будто преследовали мистические совпадения. Я им даже перестал удивляться.

Добрая Дорита включилась даже в общую женскую компанию по приготовлению коллективных угощений. С приближением дня моей защиты аккуратно переписала всю емкую пояснительную записку. Заодно перепроверила все расчетные показатели. Не обошлось без небольшого казуса. Я подключил ее к простой графической работе. На поэтажных планах Дворца культуры простенки между окнами нужно было залить черной тушью. Я ей все объяснил. И отвлекся на другие подрамники. Через некоторое время подошел к ней. Наклонившись, она тщательно делала все наоборот. Черной тушью заполняла оконные и дверные проемы. А по условным обозначениям они остаются белыми. Я нервно прикрикнул:

– Остановись! Ты делаешь не то!

Она испуганно посмотрела на меня. Поняв ошибку, залилась слезами.

– Что я натворила?! Какая же я несмышленая. Извини, пожалуйста.

Я быстро остыл, внутренне ругая себя за резкость к такому чистому «светлячку» в моей жизни. Нежно погладил ее чудесные волосы.

– Ничего страшного. Все имеют право на ошибку. Это легко исправить.

Я принес ей плотную белую гуашь. Показал, как проделать обратную операцию по восстановлению проемов. Она успокоилась и выполнила поручение безукоризненно.

Дорита теперь постоянно жила у бабушки, совсем рядом с дипломкой. Бабушка несколько раз в неделю приглашала нас к обеду. В один из таких дней мы отправились на Петровку. Во дворе дома находился районный отдел ЗАГСа. Наконец пришла пора узаконить наши отношения. Мы спустились в полуподвал доходного дореволюционного дома. В неуютном, слабоосвещенном помещении приемной восседала полнотелая дама неопределенного возраста. Я объяснил ей причину прихода. Она изучающе, без улыбки, взглянув на нас. Затем открыла подобие амбарной книги. Долго водила толстым пальцем по страницам. Я попросил зарегистрировать нас во второй половине июня. Она долго что-то сверяла, как будто решала сложное математическое уравнение. Наконец не по-женски басистым голосом заявила:

– 19 июня приходите с заявлением и документами. Через десять дней получите свидетельство о браке. Еще вопросы есть? Если нет, до свидания. При входе на доске объявлений спишите перечень необходимых документов.

Унылая обстановка и мрачная заведующая не испортили нашего настроения. Бабушка первой узнала о дате заключения брачного союза. На радостях она за обедом, помимо обязательной тюри, пригубила пару стопочек добротной водочки. Мы с Доритой поддержали ее. Она торжественно заявила, что почти половину комнаты-зала выделит для нашего проживания. Условной границей будет тяжелый занавес и старинные ширмы. Пока мы выпивали по классическому русскому принципу, на троих, подошла Софья. Узнав новость, присоединилась с многочисленными добрыми пожеланиями. Она жила недалеко от бабушки: в Настасьинском переулке рядом с Пушкинской площадью. В таком же доходном доме, как на Петровке, она занимала большую комнату в коммунальной квартире. Много времени ей приходилось проводить у бабушки за совместным выполнением заказов на корсеты и корсажи. Поэтому Софья заявила, что мы часто сможем оставаться в гордом одиночестве в ее комнате. Будущая теща Нина с Вероникой и Федорой проживала также относительно недалеко от бабушки и Софьи – на Каляевской улице. На ней в те годы сохранилось немало старых одно– и двухэтажных построек, превращенных после революции в плотные коммуналки-общежития. Коренной москвич, получивший там комнату, считал себя счастливчиком.