Эрик Перрен - Маршал Ней

«Не желаю быть доносчиком». Каков апломб! Ней не лоялен по отношению к Сульту, которого ненавидит. Внимательно изучая показания Нея, легко увидеть ядовитые инсинуации, не делающие ему чести, несмотря на то, что политические взгляды Сульта, бывшего в момент событий военным министром, изменились под влиянием обстоятельств и собственных интересов. Если кто-то и может осуждать Сульта, то уж не князь Москворецкий. Но подобные мысли не останавливают его, и наш маршал, демонстрируя, как бывало уже не раз, свои далеко не товарищеские качества, коварно выкладывает обвинения против ненавистного коллеги: «Как могло случиться, что адъютант Сульта вместо того, чтобы сконцентрировать войска, их рассредоточивает?» Стараясь косвенно уменьшить значение собственных ошибок, Ней приводит высказывания Императора относительно действий, облегчивших его возвращение: «Он спросил меня, зачем Сульт поделил военные округа пополам? В каждый он направил по два генерал-лейтенанта, причём оба имели право непосредственной связи с министром. Это распоряжение всем показалось странным». Очевидно, что в глазах Нея — хотя он и не говорит об этом прямо — маршал Сульт воспользовался своими полномочиями, чтобы ускорить падение Людовика XVIII. Обвиняемый обвиняет… Наполеон на острове Святой Елены, читая газеты с заявлениями Нея, заметит, что «Ней изо всех сил старается скомпрометировать Сульта».

10 ноября 1815 года в большом зале суда присяжных парижского Дворца Правосудия нет свободных мест. Публика в основном военная. Среди мундиров, заполнивших партер, присутствуют Меттерних и принц Август Прусский, но они теряются в массе офицеров, ещё вчера представлявших армию неприятеля. {412} 412 О процессе см.: Berryer, Dupin, Dumoulin, Nettement, Vaulabelle, Viel-Castel, Welschinger; A.N. 137 AP/15,215-291,137 AP/16,1 -154 (многочисленные неопубликованные документы, в том числе бумаги Беррье) СС 449 et 500, F 7 6683. Семь судей со звонкими именами притягивают внимание присутствующих: маршалы Журдан, Массена, Ожеро, Мортье, генералы Газан, Клапаред и Виллат. Только маршал Монсей в смелом письме, адресованном Людовику XVIII, отказался от участия в процессе, за что был разжалован и приговорён к трем месяцам тюрьмы.

Ней восседает на скамье обвиняемых, деформирующей, по мнению судейских, облик человека. Политические процессы превращают обвиняемого в трибуна, который, старясь приукрасить себя, борется с Историей. Перед нами другой человек. Серьёзное вдумчивое лицо заменило образ Храбрейшего из храбрых, выкованный в огне сражений; это смягчённая копия маршала. На нем простой мундир без шитья и позументов, только эполеты, соответствующие его званию, и большая звезда ордена Почётного легиона на груди. Траурная повязка на левом рукаве напоминает о недавней кончине тестя. Главный защитник Нея Беррье-отец без предисловий переходит к сути дела. Слабым заискивающим голосом он обращается к суду: «С почтением и восхищением смотрю я на это благородное собрание государственных мужей, вновь одетых в военный пурпур. Их имена, столь значимые для отечества, уже сегодня принадлежат будущему». Очевидно, что военный суд — назовём его «семейным судом», как предлагала защита, — представляет собой простую формальность. С одной стороны судьи уже слышат глухой шёпот Истории, которая потребует у них отчёта, если они приговорят Нея, с другой стороны раздаются крики ультрароялистов, которым нужен благородный труп. Искупительная жертва, находящаяся вне армии, не входит в планы этих высших офицеров, усыпанных наградами. Остаётся лазейка, предоставленная самим обвиняемым, которая освободит маршалов от братоубийства. Уже несколько недель с уст этих самых заслуженных военачальников не сходит заявление о некомпетентности судей-солдат. Они пришли к такому заключению после секретного обсуждения, которое заняло четверть часа. Ней воспрянул духом и сослался на свое звание пэра, дающее ему право предстать перед Верхней палатой. Вопреки распространённому мнению это вовсе не Беррье выражал недоверие военным судьям, он не настаивал на том, чтобы маршал не признал компетентность военного совета. Как раз наоборот: адвокат полагал, что идея суда военного совета была предложена Людовиком XVIII, чтобы спасти Нея. К сожалению, последний оставался при своем мнении:

— Видите ли, — повторял он с презрением, — эти ребята прихлопнули бы меня, как зайца.

Недоверие к суду военных породили замечания многих причастных, среди них родственники и безымянные советники, которые разделяли точку зрения автора неподписанного письма, отправленного 8 сентября в Консьержери: «Поскольку военные суды не имеют полномочий толковать законы или изменять их, следует опасаться, что мнение могущественных участников суда не вызовет никакого уважения и что всё это может привести к непоправимой ошибке. Мне кажется, что лучшим средством добиться смягчения решений было бы ходатайство о переносе процесса, с тем чтобы подать прошение в Палаты, которые должны быть созваны в ближайшее время». {413} 413 A.N. 137 АР/15,216, inédit. Захваченные процессом Нея, взволнованные положением, в котором он оказался, французы направляют письменные обращения со всех концов страны: из Нанси, Лиона, Дижона. Люди выражают свое сочувствие, дают советы адвокатам.

Переполненный гордостью, Ней желает предстать пред достойным противником, а не перед трибуналом, в котором заседают его товарищи по оружию. Палата, составленная из роялистов, — кто бы в этом сомневался? — воспользуется представившейся возможностью выразить свою преданность Людовику XVIII. Желание маршала равносильно самоубийству, поскольку известно, что среди пэров он может найти только врагов. Отмечая такую линию поведения, мы можем предположить, что маршал надеялся оправдаться в том, что касается политических обвинений, не пытаясь отказываться от военных ошибок. Отсюда его желание предстать не перед военным трибуналом, а перед королевскими пэрами. Б принципе, можно было представить, что высокий суд, составленный из политиков, мог бы вспомнить, ради милосердия, что с начала Революции политика не раз освобождала своих деятелей от прежних клятв.

Желал ли военный суд его спасти и — главное — располагал ли он средствами сделать это? На эти вопросы мы даём отрицательные ответы. Для Нея суд военных в любом случае мог иметь только фатальный исход. Его предательство не вызывало сомнений, было очевидно, что он изменил присяге. Вина Нея была велика. Другие маршалы слишком хорошо понимали это, к тому же им самим нужно было обелить себя в глазах реставрированной монархии. Разве Мортье не согласился участвовать в Бельгийской кампании? Известно также жёсткое выступление Ожеро против белого знамени 22 марта в Кане. А Массена, изменивший Бурбонам 20 марта, а Журдан, заседавший вместе с Неем в Палате пэров в период Ста дней? Мортье заранее попросил у адвоката Дюпена образец для составления отвода. Если бы честный и благородный Мортье, герцог Тревизский, который, в отличие от Массены, никогда не имел конфликтов с Неем, полагал, что можно избежать смертного приговора, он не стал бы столь спешно готовить самоотвод.