А. Горбунов - Анатолий Тарасов

К своему удивлению, Тарасов отметил, что его нисколько не утомил рассказ Старостина. Напротив, он был живым, интересным и помог скоротать время в пути. Анатолий Владимирович в душе даже благодарил попутчика за такое неожиданное и трогательное откровение. Одновременно он испытал мимолетное чувство белой зависти к своему товарищу по большому спорту. Ведь он явно «недотягивал» в способности проявлять к собственной жене столько внимания — всё свое время Анатолий Владимирович посвящал хоккею. На мгновение Тарасову сделалось даже совестно. Он вспомнил и о том, что Старостин всегда, помимо большого спорта, отдавался увлечению искусством. Был вхож и почитаем в театральной среде, многие годы водил дружбу с великими Яншиным, Прудкиным, Названовым и другими. Всегда посещал театральные премьеры. Даже на выездах с футбольным «Спартаком» умудрялся посещать лучшие драматические театры Ленинграда, Киева, Тбилиси.

Выходя на перрон Ленинградского вокзала в Москве, Тарасов и Старостин тепло поблагодарили друг друга за подаренную радость общения. Утро столицы (а поезд прибывал в Москву в начале восьмого) было ярким и солнечным. Свежий летний воздух бодрил. Тянуло к свершениям. Бессонной ночи как не было. Тарасов приготовился распрощаться. Андрей Петрович в момент расставания вдруг жарко выпалил: «Толь, а поехали сейчас в “Яр” к цыганкам?! На весь день!» Тарасов опешил. Вперив изумленный взгляд в лицо Старостина, он только и смог выдавить: «А как же жена?!»

Ни один мускул не дрогнул на словно из камня выточенном лице видавшего виды Андрея Петровича. Ответный холодный взгляд лишь дополнял ледяную непреклонность и искреннюю безапелляционность мгновенного ответа: «А при чем тут жена?»

«Родители, — говорит Татьяна, — никогда не расходились во мнении, я выросла в полном ощущении гармонии между ними. Ну, были какие-то, наверное, сложные моменты у них. Были ли ситуации, когда папа стоял перед выбором, не знаю. Это была взрослая тема, не хочу вспоминать».

В своей знаменитой статье «В защиту Бориса Майорова», опубликованной «Литературной Россией», Тарасов поведал о дочери:

«…Таня была неплохая как будто бы фигуристка. На чемпионате Европы в паре с Георгием Проскуриным заняла четвертое место, затем они выиграли универсиаду в Турине. Однако серьезная травма заставила Таню прекратить выступления на ледяной арене. Девятнадцатилетняя спортсменка стала тренером. Естественно было предположить, что Таня начнет работу с юными фигуристками, но судьба ее сложилась так, что ей поручили работу с достаточно опытными мастерами, с уже сложившимися парами.

Мне этот выбор представлялся не самым разумным. Я возражал против решения Тани… Предупреждал ее, что в таком случае после взлетов неизбежны и болезненные падения. К счастью, Татьяна выплыла, выкарабкалась… Таня — тренер сборной страны, у нее несколько интересных пар, выступающих в танцах на льду и в парном катании. И все-таки я убежденный сторонник иного пути к вершинам тренерского искусства. Я считаю, что молодые тренеры должны взять совсем молодых, юных спортсменов и вместе с ними с самого начала пройти путь к высотам мастерства».

Татьяна хотела поступать в ГИТИС на балетмейстерский факультет, но Анатолий Владимирович был непреклонен: «Артистов у нас в семье не было и не будет».

Анатолий Владимирович говорил дочери: «Прежде чем их истязать, надо себя истязать. Воспитывать на личном примере». Плавать он Татьяну научил, когда ей было четыре года, — на море, отдыхали в Гурзуфе, бросил ее с лодки. Поплыла, зная, что отец — большой и сильный — рядом, и страшно не было. В детстве по утрам он выгонял ее во двор на зарядку, наблюдал с балкона, и если девочка, застеснявшаяся под взглядами мальчишек, пропускала какой-то элемент утренней гимнастики, заставлял ее всё делать с начала. Никаких кроссовок тогда и в помине не было. С наступлением холодов Татьяна бегала по снегу в тряпичных тапочках «Дружба». «Пап, — говорила она, — у меня ноги мерзнут». «А ты, — отвечал он, — беги быстрее, будет жарко».

В пять утра он будил Таню, с четырех лет занимавшуюся фигурным катанием, и говорил: «Дочка, я приготовил тебе завтрак и договорился, что ты будешь кататься два часа до тренировки». И она каталась — при одной-единственной лампочке.

Галина рассказывала, что отец, не видевший в ней спортивных задатков, баловал ее, а к Татьяне относился значительно строже. С шести лет Таня одна стала ездить — рано утром! — на каток в Марьину рощу, сначала на метро, потом на троллейбусе, и надо было еще дорогу переходить.

Анатолий Владимирович и на тренерское дело Татьяну благословил, когда она получила травму. «Иди, дочка, на каток, набирай группу, тренируй учеников, — напутствовал Тарасов. — Без работы ты не останешься никогда и будешь там счастлива. Не заметишь, как жизнь пролетит». Разузнав о том, сколько времени проводят в тренировочных занятиях тогдашние корифеи фигурного катания Станислав Жук и Елена Чайковская, Анатолий Владимирович сказал дочери, что она должна, чтобы быть с ними конкурентоспособной, проводить на льду по 12 часов. Он заставлял Татьяну думать и в ответ на просьбу поделиться упражнениями, помогающими сохранить физическую силу и форму, говорил: «Принесешь три своих упражнения, так и быть, покажу тебе одно». Никаких поблажек дочери. На ее тренировки он приходил редко. Однажды Татьяна сама попросила его посмотреть на Ирину Моисееву и Андрея Миненкова. После тренировки Тарасов сказал: «Таня, у него слабые спина и живот, тяжело спускает партнершу с поддержек». Татьяна стала уделять больше внимания атлетической подготовке, и пара выиграла серебро на Олимпиаде, уступив лишь великим Людмиле Пахомовой и Александру Горшкову. Татьяна пребывала на седьмом небе от счастья, до тех пор пока отец не приземлил ее: «У нас в хоккее за второе место с работы снимают». Лишь после золотых наград, выигранных на Олимпийских играх учениками Татьяны Анатольевны, дочь услышала: «Ну, здравствуй, коллега».

Тарасов, когда ждал с Ниной второго ребенка, очень надеялся на рождение сына, которого заранее мечтал приучить к хоккею. Узнав о появлении дочери, поначалу до того расстроился, что, как гласит семейное предание, не пошел даже в феврале 1947 года забирать Таню из роддома. Но потом принял самое деятельное участие в приобщении Татьяны к спорту, и в том, что из нее получился выдающийся тренер по фигурному катанию, немалая его заслуга.

Как на будущего хоккеиста рассчитывал Тарасов на первых порах и на внука Алексея. Алексею рассказывали, что первым словом, им произнесенным, было не «мама» и не «папа», а — «ЦСКА». Однако хоккей Алексея не увлек, прошел, можно сказать, мимо него. Несколько месяцев занимался в ЦСКА, когда ему было шесть лет, а потом лишь в рамках «Золотой шайбы» играл в дворовой команде. Алексей нормально отучился в первом классе в школе, в которой работала его мама, потом перешел в другую и там, по его словам, «превратился в разгильдяя, троечника: как-то у меня не пошла новая школа». «Не могу сказать, — рассказывает он, — почему это произошло. Не могу сказать, что были плохие преподаватели, просто я сам отлынивал от учебы и от уроков. Вечером меня находили в парке в тире. Я стал драться. Меня мои школьные “успехи” не волновали, а вот остальных членов семьи… И я вернулся в свою прежнюю школу, в шестой класс, меня чудесно там приняли, с некоторыми одноклассниками я еще в детский сад ходил. И учеба пошла на совершенно ином качественном уровне».