Константин Сапожников - Солоневич

«Мы ночевали в десятках крестьянских дворов. Нам ни разу не отказали в пристанище потому, что мы — русские». «Это был самый страшный побег моей жизни, — подытожил историю эвакуации из Померании Иван Лукьянович. — Спаслись мы истинным чудом»…

Юрий пользовался любой возможностью, чтобы запечатлеть картины бегства для истории: сделал серию карандашных набросков. Подходящую бумагу в то время добыть было невозможно, и он создавал свои рисунки на оборотной стороне разных регистрационных бланков. Быстрый, уверенный штрих, точно подмеченные детали и тёплое сочувственное отношение к героям зарисовок, среди которых есть и сами Солоневичи. Можно только удивляться тем проявлениям юмора, которые сопровождали Юрия в те смертельно опасные дни.

Много лет спустя Инга Солоневич использовала рисунки мужа, сделанные в дни исхода из Померании, в качестве иллюстраций своей книги воспоминаний «Долог путь до Солола».

Из собственных рисунков военной поры Инга взяла только один — для обложки. На фоне снежной пустыни — бесконечный извивающийся поток повозок, телег, возков и прочего, в основном гужевого, транспорта. На переднем плане — усталые клячи, обречённо волокущие автомашину, в которой давно нет топлива. Карандашный штрих неровен, нечёток, иногда как бы неуверен, и это создаёт ощущение пронизывающего холода, страха и отчаяния…

Первую длительную остановку после бегства из Померании Солоневичи сделали в имении Ниендорф, которое располагалось неподалёку от города Ратцебург. Юра бывал в Ниендорфе раньше: гостил у своего друга, тоже эмигранта, по фамилии Редлих, который работал в имении агрономом. Хозяин Ниендорфа в мирные времена занимался выращиванием породистых рысаков, но война всё изменила: коней почти не осталось, а в стойлах обитали военнопленные — англичане и южноафриканцы.

Беженцы устроились на жительство в двух комнатушках «дома для слуг», в котором уже обитали рабочие, привезённые из Польши и Франции. Условия жизни были примитивными, но иллюзия «устроенности», надёжной крыши над головой придавала беглецам оптимизма.

Это были закатные недели Третьего рейха, который из последних сил старался выстоять, разбить в последнем решающем бою армии союзников, наступавшие со всех сторон. Боевой дух подразделений вермахта улетучивался на глазах. По лесам бродили группы дезертиров, их ловили эсэсовцы и показательно вешали на придорожных деревьях. Правда, фольксштурмисты и члены гитлерюгенда всё ещё проявляли боевитость: они рыли бункеры в окрестных лесах, устраивали засады на перекрёстках просёлочных дорог и автострад.

Информацию о событиях в мире Солоневичи тайком черпали из сообщений Би-би-си, используя для этого небольшой радиоприёмник, который везли из Темпельбурга. Его подарил Ивану на прощание доктор Карк: оказывается, он слушал не только «позволенные» нацистами официальные передачи.

Прогнозы Би-би-си предвещали скорый конец войны: рейх близок к капитуляции, его главари разбегаются, сопротивление немецких частей не имеет смысла. Один Геббельс не сдавался, призывал вермахт и германский народ к продолжению героической борьбы: ещё немного, и «чудо-оружие» радикальным образом изменит обстановку на фронтах.

В эти дни в Ниендорфе появилась Рутика. Её лёгкий характер, позитивная энергия, умение разрядить спорную ситуацию шуткой — ещё больше сплотили Солоневичей в обстановке всеобщего хаоса и предчувствия надвигающейся катастрофы. Иван старался не показывать своих эмоций, но по всему было видно, что вместе ему стало спокойнее, хотя дезертирство Рут с оборонительных работ было серьёзным преступлением. Приезду Рут искренне радовалась Инга. Ей было очень нелегко в беспокойной мужской компании Солоневичей. Теперь рядом с ней была подруга, которая помогала «нейтрализовывать» всех парней, готовить еду (в том числе «деликатесы» из овса и крапивы), обстирывать и, несмотря на постоянно возникающие трудности, не терять женского обаяния.

Серьёзных боёв по соседству с Ниендорфом не было. Главные события происходили где-то вдалеке. Некоторое представление о событиях тех дней может дать фрагмент из книги Солоневича «Диктатура импотентов»:

«Маленький городок покинут немецкими частями, и его обстреливает союзная артиллерия — на всякий случай. Отступившая немецкая артиллерия обстреливает тот же городок, предполагая, что союзники уже там. Городок горит. Снаряды рвутся. Крестьяне и крестьянки на велосипедах и тележках везут подлежащее сдаче молоко в местную маслобойню. Власти, которая издала этот приказ, — уже нет. Но порядок всё-таки должен быть».

В первый день мая Иван, как обычно, включил, но теперь без опаски быть схваченным приёмник и услышал голос немецкого диктора, обычно читавшего реляции с фронта. На этот раз голос его был преисполнен боли и драматизма:

— Наш фюрер, Адольф Гитлер, сражаясь до последнего вздоха против большевизма, пал за Германию сегодня после полудня в оперативном штабе имперской канцелярии…

Объявление о капитуляции Иван Лукьянович воспринял с видом профессионального пророка, который с самого начала знал, что будет именно так. Возможно, именно в эти дни у него родилась фраза-эпитафия, подводящая итоговую черту под нацистским правлением: «Над всей гитлеровской эпопеей веет мрачный дух Нибелунгов, и заключительный аккорд Второй мировой войны с потрясающей степенью точности повторяет последнюю песнь героев, пьющих кровь своих друзей»…

Инга вспоминала о тех майских днях в Ниендорфе с сарказмом и горечью: «Когда большой день прекращения огня, о котором все мечтали шесть долгих лет, наконец, наступил, всё произошло без драм, фанфар и барабанов. Это произошло… в полной тиши. Вначале прикатили на танках и джипах, пробившись через лесные чащи, американские военные. Они застрелили одного парнишку буквально на наших глазах. Это был подросток, который не смог дождаться формального разрешения на передвижение и побежал к дому, к своей маме, не услышав приказа „стой“, когда ему сказали „стой“. Они подобрали его и его внутренности и швырнули их на джип вместе с другими военными трофеями».

В те дни Солоневичей больше всего интересовали сведения о размежевании западных и советской оккупационных зон. По понятным причинам, советская часть Германии никак не подходила для жизнеустройства семьи Солоневичей. Иван и Юрий побывали в штабе местного гарнизона, чтобы выяснить, нет ли планов передачи района Ниендорфа под советский контроль. Ответ был категоричен: «Таких планов нет».

Части Советской армии базировались на другом берегу озера на солидном отдалении от парка Ниендорфа. К тому времени американцев сменили английские военные, и с «Томми», как их называл Иван, отношения сложились дружеские. Казалось, можно было жить спокойно. Однако на противоположной стороне думали иначе. Ранним утром солдаты с красными звёздочками на пилотках направились в сторону имения. Невольным свидетелем этого манёвра стал фанатик рыбалки седобородый папаша Редлих, русский эмигрант, враг советской власти. Когда из густого тумана раздалось русское «стой!» и по воде заплясали фонтанчики автоматных очередей, старик, недолго думая, бросился из лодки в воду и поплыл к берегу. Первыми, кого оповестил Редлих о происшествии, были Солоневичи.