Яков Резник - Сотворение брони

На Южном заводе было три конструкторских бюро: проектирования новых образцов БТ, серийного производства освоенных машин и дизельное. Начальники КБ были независимы и работу вели, почти ничего не согласовывая друг с другом. Предшественника Кошкина величали шефом всех конструкторов весьма условно. Старый инженер, человек не склонный к ломке хорошо освоенного, он оставался в стороне от поисков новых путей в танкостроении, и это в общем вполне устраивало начальника производства Степаря, к которому фактически перешло руководство конструкторами. С этим на заводе смирились, и уже казалось, что без подчинения всех и вся Степарю, энергичному, предприимчивому человеку, выпуск серийных танков разладится.

Разбудит Степаря ночью телефонный звонок из Москвы, и он, не задумываясь, скажет, в какой стадии обработки находятся десятки узлов и сотни деталей, какой завод не дослал даже самую малость по кооперации. Это нравилось, так же как и то, что с утра до поздней ночи Степарь в цехах и конструкторам, имеющим к нему пусть косвенное отношение, не позволяет отрываться от производства.

Когда наркомат отозвал старого инженера и директор разрешил Степарю занять кабинет «шефа конструкторов», друзья уже поздравляли начальника производства с предстоящим повышением.

И вдруг — Кошкин! Назначенный главным конструктором, наделенный Орджоникидзе небывалыми правами.

Самолюбивый, уверенный в своей незаменимости, Степарь растерялся, но скоро решил, что Кошкин не опасен: и в дирекции, и в КБ главного конструктора встретили холодно. Тем не менее Степарь собирался уступить полюбившийся кабинет Кошкину, но тот отказался: «Оставайтесь здесь. Мне кабинет не нужен». Он занял маленькую комнату на почти пустующем еще этаже нового здания, поближе к цехам. Позже попросил передать группе перспективного проектирования весь этаж. «Опять эта группа? Где вы подобную видели?!» — вышел из себя директор. «Нигде. Но без нее не жить», — доказывал Кошкин.

То, что директор невзлюбил Кошкина, было на руку Степарю. Ко времени заседания заводского партийного комитета он окончательно успокоился, и, когда партком заступился за Михаила Ильича, Степарь не очень-то и расстроился: он был убежден, что Кошкин на заводе — человек временный.

Просторная комната с высокими окнами, выходящими на юг, изменила свой облик. Чертежные доски сдвинули, на освободившейся площади расставили собранные по этажам стулья и табуреты. Образовавшийся во всю длину комнаты коридор перегородил стол, застеленный чистыми листами ватмана. Когда все уселись, Кошкин встал, уперся ладонями в столешницу в попросил почтить память Серго.

Люди поднялись и замерли.

— Он в нас верил… Он надеялся на нас, — сказал Кошкин и кивнул, чтобы все сели. Помолчал и деловито заговорил:

— Большинство из вас отстаивают БТ как наиболее перспективную машину. Чувства ваши естественны и понятны. Вы преданы своему творению. Но не менее естественна убежденность кировцев, что проектируемый ими тяжелый танк будет играть в армии главную роль. Понятны и чувства коллектива опытного завода, верящего в превосходство своего среднего танка. Какой же все-таки заслуживает предпочтения, имеет право претендовать на роль главного танка в предстоящих, небывало трудных сражениях?

Кошкин напомнил об Испании, которую фашисты превратили в полигон, где в крови испытывается их новейшая техника, рассказал о противотанковой артиллерии, сводящей к нулю противопульную броневую защиту.

— Соответствуют ли имеющиеся танки современной боевой обстановке? Нет. Ни легкие БТ и Т-26, ни нынешние средние и тяжелые машины не отвечают требованиям времени. Вы можете сказать, что наши танки превосходят зарубежные. Да, они лучше немецкого Т-1 и колесного итальянского «ансальдо». Но никто здесь, надеюсь, не считает западных конструкторов тупицами, не извлекшими уроков из боев в Испании! Не опоздать бы нам, не отстать! А такая опасность грозит нашему коллективу и будет грозить до тех пор, пока будем держать конструкторов на текущем производстве, на модификации БТ, пока не займемся перспективным проектированием машин, способных выдержать испытания большой войны.

Простудный кашель заполнил паузу. Низкорослый парень виновато показал на соседа справа:

— Дует мне в ухо Васильев — неужто, спрашивает, «бетушку» нашу на свалку?

Рядом с ним, смущенно опустив глаза, сидел Петр Васильев.

Он недавно демобилизовался, был уже не в форме танкиста, а в пиджаке-маломерке, ношенном еще до армии.

— Не могу ответить другу, — сквозь кашель продолжал сосед Васильева, — потому что вы, товарищ главный, так и не просветили, что предлагаете взамен БТ.

— Главным для Красной Армии может и должен стать принципиально новый танк, способный выжить в тяжелейшей битве, перед которой мы стоим, — ответил Кошкин.

— Расплывчато…

— Почему мы обязаны браться за нечто туманное? Своих хлопот на пятилетку!

Выкрики недовольных слились с голосами тех, кто заинтересовался словами Кошкина. Разобрать, кто о чем, было невозможно, пока шум не перекрыл густой баритон конструктора Вирозуба:

— Цытьтэ, кинчай ярмарку! Нэхай Мыхайло Ильич видповидае!

Должно быть, в коллективе уважали Вирозуба не только за могучий баритон — тишина восстановилась мгновенно, и в этой тишине особенно четко прозвучал голос сидевшего у окна Степаря:

— Разрешите, товарищ главный, сформулировать то, что, я уверен, интересует большинство конструкторов.

— Пожалуйста.

— Прежде всего, прошу уточнить: вы мыслите себе принципиально новый танк, как отрицание всех ныне существующих, так я вас понял?

— Не совсем так. Достоинства лучших танков в той или иной мере послужат и новой машине. Мне, например, как и вам, нравится коробка передач Александра Александровича Морозова — позаимствуем ее. Да и неудачи нас многому научили — имею в виду «сто одиннадцатый», на котором опытный завод поставил отличную ижорскую противоснарядную броню, и танк… провалился. Но броня ни при чем. Если мы установим на среднюю машину не шестьдесят миллиметров, а тридцать или сорок и эта машина будет иметь не слабый бензиновый мотор, а мощный, компактный танковый дизель, над которым работает наше заводское КБ, то приблизим скорость машины к скорости БТ, а броню не пробьют нынешние противотанковые пушки.

Степарь ухмыльнулся.

— Это, простите, похоже на мечту боксера: имеет вес пера, а надеется нокаутировать тяжеловеса. Не маниловщина? Не ошибочная идея?

Кошкин догадался: Степарь меняет тактику, ему кажется выгодной открытая схватка. Что ж, бой так бой!

— Продолжайте, товарищ Степарь, чем же порочна наша идея?