Яков Резник - Сотворение брони

Кошкин говорил внешне спокойно, экономил время на паузах и продолжал обращаться к Сталину, который внимательно слушал.

— Я далек от мысли, что проект идеален. Но расчеты, эксперименты подтверждают: создание такого принципиально нового, мощного, универсального танка возможно.

Сталин пошевелился, облокотился левой рукой на колено и положил подбородок на ладонь, так что усы наполовину прикрылись указательным пальцем. Он смотрел исподлобья, и Кошкин думал, что нехорошо все время глядеть на Сталина. Перевел взгляд на Кулика, и тот, словно ждал этого, потребовал:

— Доложите о колесно-гусеничном. В повестке дня он, а не ваш незаконный!

Кошкин посмотрел на часы. Восемь минут прошло. И довольный, что успел сказать о Встречном, перешел к проекту Т-20. Напомнил, что техническим советом Наркомтяжпрома Т-20 признан наиболее удачным вариантом машины со смешанной ходовой частью, что в проекте учтено желание военных получить танк с тремя ведущими колесными парами из четырех, но отметил, что установка новых приводов значительно усложнит производство и задержит массовый выпуск.

— Разрешить противоречие между весом и проходимостью может только танк с гусеничным ходом. Именно поэтому мы решили параллельно работать над проектом Встречного и просим Главный военный совет разрешить заводу закончить опытные работы над ним, подготовить к армейским и государственным испытаниям оба танка, чтобы можно было сравнить, какой лучше.

Сталин набил трубку, поднялся с дивана и, подойдя к раскрытому окну, закурил. Долго стоял неподвижно: похоже было, ушел в себя. Казалось, он не слышал ни споров за спиной, ни нападок на проект Встречного танка. А выступления членов Военного совета и представителей Наркомтяжпрома становились все резче. И если Кошкин мог понять позицию заслуженного кавалериста, героя гражданской войны, который признавал только быстроходные легкие машины и даже название им придумал «кавалерийские танки», то руководитель технического совета наркомата, инженер, удивил его. Выступил, словно проекта гусеничной машины не существовало и танка лучше Т-20 быть не могло.

И тут поднялся Кулик.

— Тратя время и силы на самовольно проектируемую машину, главный конструктор вольно или невольно ущемил заказанный Наркоматом обороны колесно-гусеничный Т-20. Этот танк, а не второй сохранит нам высокую тактическую подвижность — главное условие успеха в сражениях, тем более что мы будем их вести за рубежом, где повсеместно отличные дороги. — Командарм посмотрел на Кошкина. — Ваша противоснарядная броня, товарищ конструктор, ноль против артиллерии. Она вдрызг разнесет любую броню любого танка, если тот не будет иметь скорость в пределах восьмидесяти километров в час. А гусеничный и половины не даст. Ваши гусеницы — это калоши на ботинках, имеющие какой-то смысл лишь в дождь и грязь. Да к тому же перебьет противник одну из гусениц — и целехонький танк станет неподвижной мишенью. Нашей армии нужны быстрые машины со смешанным движителем, а не толстобронный, едва ползущий танк, на производство и освоение которого потребуется лет шесть, не меньше. Ждать мы не можем. Вы будете делать Т-20. Никто не позволит заменить его вашим новоиспеченным «Мюром и Мерилизом»!

Последняя фраза была рассчитана на Сталина. Когда конструкторы представляли усложненные проекты или опытные машины, напичканные сверх меры механизмами, Сталин, морщась, укорял: «Не превращайте машины в Мюра и Мерилиза», имея в виду дореволюционный московский универмаг, владельцы которого, Мюр и Мерилиз, торговали самыми разнообразными товарами.

Сталин повернулся к Кошкину:

— Вы хотите ответить вашим критикам?

— Хочу, товарищ Сталин.

Кошкин помолчал, обдумывая ответ.

— За год наш коллектив создал проекты колесно-гусеничного и гусеничного танков, — сказал он. — Мне поручено заверить Центральный Комитет партии и Главный военный совет, что не позднее чем через год оба танка будут представлены на государственные испытания.

Сталин держал трубку в полуопущенной руке и изредка едва заметно кивал. Похоже было, он одобрял. Возможно, ему понравились вера Кошкина в заводской коллектив, спокойная настойчивость конструктора, умение за полторы минуты сообщить основное, то, чего, вероятно, ждал от него Сталин.

Короткая тишина, и Сталин, выделяя каждый слог, сказал негромко:

— Я думаю, мы предоставим товарищу Кошкину и его конструкторам свободу действий. Пусть экспериментируют на двух машинах. Сравнительные испытания покажут, кто прав.

От опытного цеха к воротам завода мчались танки-соперники. Кошкин и Морозов, отступив на обочину дороги, проводили взглядами машины.

Первым мимо конструкторов пронесся Т-20. Казалось, он едва-едва касается колесами брусчатки, выбивает звенящую чечетку, насмехается над толстобронным братом: «Не до-го-нишь!» Встречный, лязгая широченными полуметровыми гусеницами, гремел, рычал, словно сердился на меньшего брата, что настичь его не мог.

Когда танки скрылись за кирпичной стеной и затих дизельный гул, Кошкин сказал задумчиво:

— Возможно, скоро такие машины пойдут в бой.

— Скоро?.. — Глаза Морозова расширились. — На Востоке вроде улеглось, а на Западе — есть же пакт с Германией!

— Австрия, Чехословакия, Польша — Гитлер на них не остановится…

Кошкин вспомнил ночь у Серго, доклад Тухачевского. Пять лет минуло — миг истории! — а Гитлер уже захватил обширные территории. Не нужно быть сверхискушенным в политике, чтобы понимать: пакт ненадолго. Германия спешит. Создала танковые корпуса, меняет технику — в польской кампании участвовал батальон средних танков. Увидеть бы их, сравнить с нашими! А если они лучше? Если немцы начали массовое производство таких машин? Надо скорей дать армии Встречный.

Морозов не стал спорить с Кошкиным, хотя считал, что главный конструктор преувеличивает военную угрозу.

Многим в те дни казалось, что победные бои советских войск на Халхин-Голе и освободительный поход Красной Армии в Западную Украину и Западную Белоруссию обеспечили стране длительную мирную перспективу. Обнадеживал людей и пакт о ненападении, заключенный с Германией. Вырос международный авторитет страны, Красной Армии, и не последнюю роль в этом сыграли бронетанковые силы.

«Участники боев на Халхин-Голе хвалят наши «бетушки», хотя они и понесли немалые потери. Попади в Монголию Т-20 с дизелем или гусеничный танк с дизелем и усиленной броневой защитой, урона в технике было бы значительно меньше. Гусеничный, правда, уступил бы «бетушкам» в стремительности маршей, а Т-20 на колесах не уступил бы», — так размышлял Морозов, отмечая про себя, что и Михаил Ильич, кажется, иначе стал смотреть на достоинства Т-20, на его перспективы.