Жорж Сименон - Я диктую. Воспоминания

По мне, золотая рыбка в аквариуме, разевающая рот, словно собираясь что-то сказать, символизирует крайнюю степень одиночества. Не столько рыбки, разумеется, сколько ее владельца.

В Соединенных Штатах в любом супермаркете продаются маленькие черепашки до пяти сантиметров в диаметре: больше они не растут. Это первое животное, которое там дарят ребенку. Глубокую стеклянную миску наполняют водой, делают из песка островок, чтобы черепашка, поплавав, могла на нем отдохнуть.

В других странах почти повсюду этих карликовых черепах заменяют плюшевые медведи, а сейчас и другие зверюшки — собаки всевозможных пород, львы, жирафы, слоны, даже крокодилы.

Несколько дней назад я заходил по делу в самый крупный игрушечный магазин в Лозанне: звери, причем весьма недешевые, занимают гораздо больше полок, чем остальные игрушки. Очевидно, они кому-то нужны.

Во времена моего детства игрушечные звери были редкостью, а девочкам и даже многим мальчикам покупали тряпичных кукол; очень часто ребенок спал с нею и, бывало, без куклы наотрез отказывался ложиться.

А теперь ребенок засыпает, прижимая к себе игрушечного льва, собаку, а то и петуха.

Нельзя сказать, что дети в их возрасте уже одиноки: все-таки в течение дня родители много занимаются ими. Но не кажутся ли детям их родители, такие большие, как бы существами с другой планеты? Малышу требуется ласка, так сказать, в его масштабе, ласка, которую он мог бы выразить по-своему; поэтому ему нужно ощущать себя хозяином такой вот зверюшки.

Бывает, что ребенку дарят морскую свинку или белую мышь, но по опыту знаю, что родители в конце концов постараются избавиться от них: у этих животных свои привычки и они забираются в самые неожиданные закоулки. Кроме того, многие мамы боятся мышей, в том числе белых, а заодно и морских свинок.

Так же бывает в большинстве случаев с кошками и с собаками. Они, особенно щенки, — кошки менее экспансивны — чрезвычайно отзывчивы на ласку.

Правда, животные эти предназначаются не только для детей, их заводят и взрослые — одинокие люди или женщины, которым почти весь день приходится сидеть дома одним.

Кто из нас не рассказывал о своей кошке или собаке так, словно это человечек, понимающий наш язык!

В другом слое общества таким другом становится верховая лошадь, а иные снобы прогуливаются, держа на поводке молодую пантеру или льва.

В конечном счете все эти животные, будь то золотая рыбка, канарейка в клетке, пудель или огромная овчарка, являются своего рода замещением.

Заводят их зачастую не потому, что любят животных: их покупают — меня коробит это слово — из страха остаться в одиночестве, из потребности в друге, пусть даже таком бессловесном, как золотая рыбка или карликовая черепаха.

Я знавал людей, которые уверяли, что их канарейка понимает все, что ей говорят, и щебетом отвечает.

У моей матери лет двадцать жил в кухне большой попугай, которого мой брат привез ей из Конго. Матери он был куда ближе, чем второй муж, с которым она не ладила, и разъехавшиеся в разные стороны дети.

Животные, в сущности, заполняют пустоту одиночества — пустоту, которая все шире распространяется в современном обществе.

Иной раз насмешливо говорят: «Песик и его мамочка», забывая, что «мамочка», может быть, никогда не была замужем, или не имеет детей, или овдовела, что ей нужно, просто необходимо какое-то живое существо, о котором можно заботиться.

Да, я часто в той или иной форме затрагиваю тему одиночества. И я склонен считать, что одиночество причиняет такие же страдания, если не куда большие, как болезнь или увечье.

Не является ли оно и в самом деле увечьем?

«Не хорошо быть человеку одному».

Несомненно, я много раз цитировал этот стих Писания, но редкий день проходит, чтобы я не встретил одинокого человека, и, естественно, мне часто вспоминаются эти слова.

Общение между людьми сокращается, оно невозможно даже в конторах, где в большой застекленной комнате за столами, словно школьники за партами, зачастую сидит человек сорок, за которыми наблюдает из своей стеклянной клетушки начальник.

Можно ли общаться в пригородных поездах, в метро, автобусах или трамваях? Остаются лавочки в своем квартале, где хозяйки, стоя в очереди, беседуют между собой, но лавочки эти одна за другой исчезают, их заменяют большие магазины самообслуживания, где покупатель катит тележку по бесконечным проходам между стеллажами, заставленными консервами и прочей снедью.

Даже у кассы нет нужды раскрывать рот, чтобы перечислить покупки. Кассирша сама, не произнося ни слова, берет из коляски пакеты и коробки и выбивает их цену на кассовом аппарате.

В семье за ужином тоже почти не разговаривают, потому что в это время по телевизору передают обыкновенно последние известия, и, если ребенок произнесет хоть слово, ему знаком велят замолчать.

Ребятам от двенадцати до пятнадцати лет, а то и постарше, негде проводить время, кроме как на улице или в подвалах многоквартирных муниципальных домов. Им нечем заняться, и в конце концов они дают выход своим инстинктам молодых зверят. За это их зовут хулиганами.

Я не кляну нашу эпоху. Она, несомненно, лучше предшествовавших, которые были «прекрасны» только для привилегированных слоев, но невыносимо тяжелы для маленьких людей. Золотая рыбка или канарейка появились вовсе не сегодня. Весьма вероятно, что во все времена у них было то же самое назначение. Да, человек не создан быть один. Но разве когда-нибудь его жизнь в обществе была гармоничной?

16 октября 1978

Утром я прочел в «Трибюн де Лозанн», что создается новая международная организация, членами которой собираются стать многие видные деятели.

Уже существует Лига защиты прав человека, а вскоре начнет функционировать Лига защиты прав животных.

Первой моей реакцией было аплодировать; я не делаю никакой разницы между животными и нами: по мне, люди всего лишь один из миллионов видов живых существ, притом не самый лучший.

Потом я поразмыслил, насколько я способен размышлять, а не поддаваться эмоциям, и мне вспомнилось, что Лига защиты прав человека, признанная ЮНЕСКО и ООН, не способна воспрепятствовать эксплуатации человека человеком, слабых сильными; не способна воспрепятствовать пыткам, смертным казням, истязанию детей не только в отдаленных странах, но и в государствах, которые именуют себя цивилизованными.

Во времена моего детства у моего отца был друг, директор благотворительной организации, имевшей под Льежем просторный дом, куда принимали детей, которых истязают родители. Отец тоже играл в этой организации какую-то роль, но, как всегда, незначительную — у него не было там даже никакого звания.