Владимир Джунковский - Воспоминания (1915–1917). Том 3

По окончании молебствия священник о. Павел Мансуровский, о котором я уже упоминал как об образцовом священнике, сказал чудное слово, посвященное первому мая с чисто христианской точки зрения, произведшее огромное впечатление. Затем был церемониальный марш, по окончании которого я обратился к полку, поблагодарив за блестящее прохождение и затем, еще раз приветствуя с праздником труда, сказал несколько слов по поводу его значения.

Я сказал, что уже по своему названию этот день является праздником трудящихся масс, что только тот, кто трудится тем или иным способом, достоин его праздновать, что это есть как бы награда за понесенный им труд, выпавший на его долю. Я и предложил, чтоб каждый про себя подумал, считает ли он себя достойным праздновать этот день, выполнил ли он с полной добросовестностью лежавший на нем долг. К сожалению, таких окажется немного прибавил я, т. к. большинство старалось и старается после данной им свободы отвильнуть от лежащих на них обязанностях, сколько раз бывали в полку печальные факты отказа от работы, от исполнения даже приказов. Всем, кто в этом повинен, не может не быть сейчас стыдно, тому не может быть не по себе, если только у него не заглохла совесть.

В заключение я выразил надежду, что сегодняшний праздник вдохнет в них бодрость и желание не отступать вперед от лежащих на них обязанностей, помня, что звание свободного гражданина возлагает на каждого такового большую ответственность перед Богом в лице своей совести и перед Родиной.

Затем я выслушал очень дельное и здравое слово председателя полкового комитета и простившись с полком, уехал. Полк провожал меня криками «ура».

Но вернусь к 20 числам апреля, когда 22 апреля состоялось организационное собрание дивизионного комитета учреждений моей дивизии, которое я открыл лично. Первый раз мне пришлось открывать такое собрание, совершенно не вязавшееся со всеми моими взглядами на военное дело и потому эта роль, которую я принужден был взять на себя, была мне неимоверно тяжела. Я открыл собрание и, по избрании президиума, передал председательствование избранному председателю, после чего заседание продолжалось уже в моем отсутствии. <���…>

Хотя собрание и прошло гладко, но прочитавши протокол его, у меня остался какой-то неприятный осадок, потом мне удалось несколько направить деятельность комитета по правильному руслу, взяв в свои руки инициативу, и проявленным интересом к работе комитета приобрести необходимое влияние на него. Для этого я завел в приказах по дивизии особый политический отдел, в котором опубликовывал все распоряжения, касающиеся комитетов и политической жизни в частях, печатал протоколы заседаний с моими революциями, а также высказывал свои взгляды на те или иные проявления политической жизни в частях дивизии.

Для заведывания политическим отделом я учредил особую должность в штабе дивизии, на каковую назначил штабс-капитана Пядышева [658], образцового офицера, умного, отлично разбиравшегося во всех сложных и щепетильных вопросах, а главное, обладавшего огромным тактом. Он и был моим ближайшим помощником по политическим делам и посредником между мной и комитетом. Благодаря ему, приобревшему большое уважение со стороны всех комитетов, у меня наладились с комитетами очень хорошие отношения и никогда недоразумений не было. Все протоколы после заседаний представлялись мне и постановления приводились в исполнение только после моего утверждения – этот порядок, который мне удалось установить, способствовал сохранению порядка в дивизии.

16 апреля у меня в дивизии произошел весьма прискорбный случай, – 1-я батарея моей дивизии при пристрелке обстреляла свои окопы, последствием чего два стрелка у меня были ранены, из коих один скончался. Меня этот случай страшно расстроил, я приказал произвести дознание, результаты коих я обнародовал в приказе по дивизии:

«24-го апреля 1917 г.

Приказ № 163 15-й Сибирской стрелковой дивизии

г. дв. Грушевка

Из дознания представленного мне командующим 15-м Сибирским стрелковым дивизионом <���…>, я усматриваю крупное упущение со стороны временно командовавшего батареей поручика Былинского [659]и крайне легкомысленное халатное отношение со стороны прапорщика Якобсона [660], корректировавшего стрельбу.

Поручику Былинскому я ставлю в вину, что он, не учитывая опасность и серьезность пристрелки близких к окопам целей, предоставил таковую пристрелку совершенно неопытному молодому офицеру и даже не дал ему никаких указаний на способ пристрелки близких к окопам целей.

Прапорщику Якобсону вменяю в вину, что он не только чересчур доверчиво отнесся к данным 6-й батареи 31-й артиллерийской бригады, но проявил крайне небрежное отношение к своим обязанностям, корректируя стрельбу с основного наблюдательного пункта, с которого фактически немыслимо даже было определить место разрывов снарядов по данной цели; несмотря на то, что с этого наблюдательного пункта, он точно не мог себе уяснить место разрыва, он все же продолжал стрельбу.

Между тем, раз он производил такую рискованную пристрелку, в чем очевидно не отдавал себе отчета, то его обязанность была корректировать стрельбу не с основного, а с передового наблюдательного пункта. Если же, по каким-либо обстоятельствам, ему нельзя было уйти с основного наблюдательного пункта, то он должен был поручить наблюдение за разрывом шрапнелей дежурному наблюдателю передового пункта фейерверкеру Денисову [661], который находился на месте и с которым прапорщик Якобсон мог быть связан телефоном.

В виду вышеизложенного <���…> приказываю … перевести поручика Былинского во 2-ю батарею, а на его место перевести в 1-ю из 2-й подпоручика Федотченко [662].

Прапорщика Якобсона за непринятие надлежащих мер предосторожности военными правилами указанных при расположении вблизи неприятеля, предаю военному суду (ст. 562, пункт 2 Устройство Военного суда кн. XXIV Свода Военных Постановлений и ст. 256 Военного устава Свода Военных Постановлений кн. ХХII).

Одновременно с сим приказываю его перевести в 2-ю батарею на место прапорщика Цехомского [663], которого перевести в 1-ю батарею.

Получив затем рапорт от командующего дивизионом подполковника Тихомирова, я нашел возможным изменить несколько свой приказ.

«Командующий 15-м Сибирским стрелковым артиллерийским дивизионом вошел ко мне с рапортом, ходатайствуя об оставлении поручика Былинского в 1-й батарее. <���…>