Эдуард Скляров - Записки бывшего милиционера

И ещё, на мой взгляд, не менее важный момент: необходимость оторванности судов первой инстанции от апелляционной, последней от кассационной, а их всех вместе взятых — от надзорной инстанции. Это является решающим условием обеспечения законности судебных актов. Несомненно, что последнее реформирование судебной системы в части гражданского судопроизводства, замкнувшее его в рамках региона, принесло огромный вред правосудию. Ведь судьи всех инстанций одного региона в буквальном смысле повязаны друг с другом служебными, семейными, дружескими и иными узами. А это означает, что законного 100-процентного пересмотра обжалуемых решений объективно не может быть. И никакими рассуждениями о независимости судей, их самостоятельности при принятии решений это обстоятельство не опровергнуть. Русская пословица «что мне законы, когда судьи знакомы» относится не только к обывателям, но и к самим судьям тоже.

Кроме гражданских и хозяйственных (арбитражных) дел мне, конечно, приходилось заниматься и уголовными делами.

Не будучи адвокатом, за уголовные дела я брался неохотно, хотя действующий тогда уголовно-процессуальный закон позволял юристам, не являющимся адвокатами, участвовать в уголовных процессах в качестве защитников лиц, привлекаемых к уголовной ответственности. В таком качестве я сопроводил несколько дел. Результаты, с моей точки зрения, были неплохие, да это и неудивительно, если брать во внимание мой следственный и милицейский опыт. Но из всех уголовных дел наиболее запомнилось дело по обвинению в хакерстве молодого человека (М.В.) с подачи так называемого подразделения «К» областного УВД, специализирующегося на борьбе с преступлениями в сфере высоких технологий. М.В. якобы взломал и использовал закрытую компьютерную сеть Северного морского пароходства. Я был привлечён в качестве защитника накануне первого рассмотрения дела в суде. При изучении материалов дела выяснилось, что М.В., будучи молодым и неопытным пользователем ПК, прибегал к помощи некоего Г. — специалиста-профессионала по компьютерам. Кроме того, мне сразу показалась подозрительной какая-то неестественность действий, в совершении которых обвинялся М.В. Это дополнялось массой «странных шагов» следователя прокуратуры по сбору и фиксации доказательств, что позволило мне, используя его ошибки, надеяться, по крайней мере, на возврат дела судом на доследование.

Дело рассматривал один из старейших судей Соломбальского райсуда, который почему-то решил, что ни с доводами М.В., ни со мной как защитником можно не считаться. Процесс он провёл быстро, с массой нарушений и не очень-то обращал внимание на присутствующих, а их было достаточно много, так как дело вызвало интерес не только у знакомых М.В. Секретарь судебного заседания, будучи левшой и не успевая вести протокол — к чему она особенно-то и не стремилась, — вообще перестала записывать что-либо и на протяжении почти всего процесса «смотрела в потолок», надеясь, как я думал, на звукозапись, если таковая велась.

Не совсем чёткие движения судьи родили у меня мысль о его нетрезвости. Так или иначе, через 1,5–2 часа был оглашён приговор — год условно и штраф. Судья, видимо, рассчитывал, что мягкость наказания заставит М.В. отказаться от обжалования, но он не знал, что для М.В. иметь судимость значит отказаться от мечты своей жизни — уехать из России и жить за границей.

Изучив протокол судебного заседания, я был поражён тем, что он содержал описание ряда обстоятельств, которых вообще по делу не было, их не было в документах, о них не говорили в суде. Например, изъятый у М.В. процессор, согласно протоколу судебного заседания, во время изъятия был следователем упакован в мешок. На самом деле процессор изъяли без всякой упаковки, на его задней стороне, где расположены разъёмы для подключения, было наклеено несколько поперечных полосок бумаги, что совершенно не мешало при необходимости использовать процессор, не нарушая эти наклейки. Интересно то, что эту запись мы обнаружили при повторном прочтении протокола. При первом ознакомлении такую запись ни я, ни М.В. не видели. И таких «непоняток» по делу было много. Среди них обнаружилось ещё одно странное обстоятельство: тот самый профессионал по ПК (Г.) был допрошен на следствии, но очная ставка с М.В. не проводилась, не было Г. и на судебном заседании, и судья сделал всё, чтобы его не вызывать и публично не допрашивать. Все наши ходатайства о вызове в суд Г. и его допросе в суде были проигнорированы, и это при существенном расхождении показаний М.В. и Г.! Перечисленные детали навели меня на мысль — не является ли М.В. жертвой оперативной разработки подразделения «К» и не является ли Г. человеком, сотрудничавшим с этим подразделением, — и заставили отнестись к материалам дела с максимумом внимания. Теперь я не пропускал уже ни одной мелочи, ни одного шага, ни одной минуты из тех обстоятельств, при которых было совершено «преступление», и убедился, что оно было подстроено, то есть спровоцировано, именно специалистом Г., и по закону его должны были привлечь к уголовной ответственности, по крайней мере, как соучастника в роли подстрекателя. Однако его не только не привлекли ни к какой ответственности, но, по сути, спрятали, так как мои попытки найти Г. ни к чему не привели.

Всё это позволило мне в кассационной жалобе привести такие аргументы, что отмахнуться от них просто так было нельзя. Незаконный приговор был отменён. Новое расследование — а дело было отправлено на доследование — ещё больше запутало обстоятельства совершения преступления, что дало нам право более убедительно требовать розыска Г., проведения очной ставки, экспериментов в части хронологии и очередности событий и т. д. Одним словом, следствие вынуждено было прекратить дело в связи с отсутствием в действиях М.В. состава преступления.

Думаю, читателю интересно будет узнать, что в настоящее время М.В. уже третий год живет за границей, а за время, предшествующее отъезду, он успел параллельно закончить три вуза (медицинский, юридический, экономический) и изучить три языка — английский, немецкий и французский. Вот такие кадры, к сожалению, теряет Россия.

Продолжая рассказ о своей работе в сфере уголовной юриспруденции, должен сказать, что в 2003 году — после того, как законодательно было запрещено частным юристам быть защитниками по уголовным делам — я стал адвокатом, сдав квалификационный экзамен. Это повысило мой статус как юриста, но лично мне пользы принесло немного. Более того, появились определённые обязанности, общие для всех адвокатов, хотя и не слишком обременительные, но сковывающие мою независимость (к которой я всегда стремился), например, участие в уголовных делах по назначению, консультации граждан в общественных приёмных партии «Единая Россия», членом которой я не являлся и не являюсь, и так далее.