Эдуард Скляров - Записки бывшего милиционера

Подошло время выпуска из академии. После сдачи дипломных работ, но ещё до их защиты несколько кафедр академии предложили мне остаться в адъюнктуре. Одной из них — кафедре организации управления в сфере правопорядка — я дал согласие, но на этом всё и закончилось. Видимо, ждали от меня активных действий, а я не стал их предпринимать, так как желание практической работы было сильнее научной. А тут и мой сокурсник А. Нестеров по секрету мне рассказал, что работники кафедры у него выпытывали, не еврей ли я. Это была в действии секретная тогда установка ЦК КПСС об очищении руководящего звена всех отраслей, в том числе в науке, культуре, искусстве и т. п., от евреев. Помню, что это меня просто потрясло, так как никто никогда ещё так нагло и откровенно в отношении меня не проявлял национальную дискриминацию. И, хотя я не еврей, переубеждать никого не стал, а просто плюнул и уехал в Архангельск. Я всегда относился к евреям с симпатией, но должен сказать, что самое забавное, вернее, печальное, во всём этом было то, что чисткой от евреев занимались сами евреи, большинство из которых заблаговременно поменяли свои фамилии на русские, украинские и другие. Порой мне казалось — да, наверное, так оно и было, что эти люди под видом чистки от евреев освобождали места именно для евреев с нееврейскими фамилиями, и поэтому их прослойка среди руководящих работников, несмотря на многочисленные подобные мероприятия, никогда не уменьшалась.

Не могу не высказать своего мнения по поводу причин бед и провалов нашей российской науки. Убеждён, что одной из них является её деевреизация в последние советские годы, что делалось в соответствии с установками Политбюро ЦК КПСС. Конечно, это только моё мнение.

Закончилось моё пребывание в академии торжественным построением, на котором присутствовал сам министр Н. А. Щёлоков, которого мне и раньше приходилось видеть живьём несколько раз во время учёбы в академии. На построении он поздравил всех нас с окончанием академии, обошёл весь строй, каждому пожал руку, а в заключение дал команду своей свите подготовить приказ о присвоении нам всем досрочно очередных званий. Так я стал майором внутренней службы и начал подготовку к возвращению в Архангельск.

На следующий день после возвращения в Архангельск явился я в отдел кадров, возглавляемый в то время полковником Д. М. Прокопенко, от которого в этот же день получил предложение занять должность заместителя начальника следственного отдела УВД, на что я немедленно согласился, так как был готов к следственной работе. Меня отпустили на несколько дней, тем более что я официально ещё находился в послеучебном отпуске. Но когда я снова появился в отделе кадров, то получил новое, совершенно неожиданное для себя предложение стать начальником отдела службы, или, как его стали называть, отдела охраны общественного порядка (ОООП) областного УВД. И тут я совершил (как я понял довольно скоро) роковую ошибку — дал согласие. Захотелось быть самостоятельным начальником, а не каким-нибудь замом у кого-то.

Практической работы этого отдела я совершенно не знал и довольно смутно представлял, чем они там занимаются. Возглавлял отдел в прямом смысле слова легендарный полковник Валентин Иванович Чижов, которого я знал ещё по Октябрьскому райотделу милиции, где он в то время занимал должность заместителя начальника по службе. А легендарным он был потому, что его знали все жители и все собаки (в хорошем смысле) Архангельска. Чижов в полковничьей папахе за рулём мотоцикла разъезжал по всему городу и самолично наводил порядок, если видел, что его кто-то нарушает. Мальчишки-хулиганы боялись его как огня, а взрослые очень уважали и между собой называли его Чижом.

Моё появление, а тем более предложение отдела кадров Чижову уйти на пенсию были для него такой же неожиданностью, как и для меня предложение занять его место.

Имея довольно солидный возраст, Чижов обоснованно считал себя незаменимым не только в силу своего опыта, но и потому, что замены ему практически не было. Опытные работники службы охраны общественного порядка не соглашались занять его место, зная, что это за бездонная чёрная дыра. К тому же курировал эту службу заместитель начальника УВД Михаил Михайлович Коверзнев, всем известный в УВД истерик и, как я думаю, энергетический вампир в прямом смысле слова, так как ему было только тогда хорошо, когда другим — плохо. Почти все подчинённые ему лица, независимо от звания и должности, выходили из его кабинета обессиленные, с трясущимися губами и руками. Зато Коверзнев от «разговоров» с подчинёнными только набирался сил. Не случайно, выйдя на пенсию и потеряв возможность заряжать себя энергией других, Коверзнев недолго наслаждался пенсионными «радостями».

Я лично видел, как Чижов, доведённый совершенно необоснованными придирками Коверзнева до предела, с кулаками набросился на него, и их пришлось буквально растаскивать. А руководитель отдела медицинских вытрезвителей области Геннадий Александрович Мамонтов был доведён Коверзневым до того, что только при его виде у Мамонтова начинали так трястись руки, что карандаш просто выскакивал из его пальцев.

Вообще-то подозреваю, что Коверзнев, дав согласие на моё назначение вместо Чижова, преследовал только одну цель — заменить Чижова как активно сопротивлявшегося его, мягко говоря, «вампирским» наклонностям на более поддающегося. Но он просчитался.

Так или иначе, но Чижову, имеющему большой стаж руководства отделом, пришлось смириться с уходом на пенсию, поскольку он давно достиг пенсионного возраста, а это было веским и законным основанием для увольнения без его согласия.

Месяца два я болтался без дела, ждал назначения на должность, но времени не терял, изучал переписку отдела, просмотрел всю спецбиблиотечку, в которой было много любопытного. Состояла она из различных книг, методических материалов с грифами «Секретно» и «Для служебного пользования», хранилась у секретаря отдела и пополнялась новинками. И если новинки изредка кто-то смотрел, то книги двух-трёхлетней давности, не говоря о более ранних изданиях, вообще никто не трогал, а зря. В библиотечке хранилось много раритетов 40-х и 50-х годов, не имеющих никакого значения для современности, но крайне любопытных с точки зрения истории службы охраны общественного порядка. Нередко потрясали своим содержанием различные резолюции, оставленные моими предшественниками тех лет на документах. Однажды в книге по вопросам гражданской обороны был обнаружен пригласительный билет за 1944 год, которым некто приглашался на торжественное собрание, посвящённое 27-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, которое начнётся в 22 часа, то есть ночью. Конечно, это свидетельствовало о той напряжённости и длительности рабочего времени милиционеров военных лет.