Том Рейсс - Подлинная история графа Монте-Кристо. Жизнь и приключения генерала Тома-Александра Дюма

Рабы всюду терпят разгром [649], а мы берем множество пленных. Лишь несколько республиканцев были убиты. Храбрый Дюма не ведает усталости, он повсюду, и везде, где он появляется, рабов ждет поражение.

Как писал Ружье, солдаты чувствуют, что на волне побед генерала Дюма регион охватывают новые веяния.

Десятки дезертиров сдаются нам каждый день, недавно среди них оказались капитан и лейтенант-артиллерист. Они рассказали нам, что в Турине начинается революция. Патриотов… бросают в тюрьмы. Но тирании нисколько не удается помешать скорой победе разума. Страсти накаляются, умы возбуждены. И вскоре итальянцы будут достойны своих предков.

Комитет общественной безопасности демонстрировал почти такое же воодушевление по поводу побед Альпийской армии. В прокламации, подписанной лично организатором победы Лазаром Карно, говорится:

Слава победителям [650]Мон-Сенис и горы Сен-Бернар. Слава несокрушимой Альпийской армии и народным представителям, которые вели ее к победе! Мы не в силах описать, дорогие коллеги, восторг, в который привели нас полученные известия… Мы во всем полагаемся на вас и на энергию и таланты храброго генерала Дюма.

Дюма выполнил порученную миссию. Он овладел вершиной мира для Французской Республики свободы и равенства – высочайшей точкой, которой эта республика когда-либо достигнет.

24 июня 1794 года Дюма получил письмо [651], подписанное не только Карно, но и Робеспьером, с приказом немедленно прибыть в Париж и предстать перед Комитетом общественной безопасности.

Великий террор был в самом разгаре. За две недели до того, как Дюма получил вызов в столицу, Комитет узаконил до той поры неформальную практику умерщвления «врагов народа» [652], заподозренных «в нарушении принципов революции». В судах не было необходимости, поскольку подозреваемые сразу считались виновными, а права на самозащиту «заговорщикам» не предоставлялось. Наказанием за любой политический проступок была смертная казнь. Страна жила по столь гибельным и иррациональным принципам, что даже величайшая победа больше не могла защитить какого-либо генерала от «национальной бритвы» [653], если его имя попадалось на глаза членам Комитета [654].

«Граждане, я получил [655]ваше письмо, – ответил Дюма. – Согласно приказам Комитета я немедленно выезжаю в Париж».

Впрочем, часть текста в этом письме перечеркнута косой линией. Это указывает на то, что Дюма, вероятно, не отправил его. А я нашел второе письмо за ту же дату, из которого следует, что генерал передумал выезжать «немедленно». Ссылаясь на кое-какие дела, которые без него нельзя было решить, Дюма писал: «Полагаю, что смогу [656]выехать около 8 июля». Это промедление, возможно, спасло ему жизнь.

Через два дня весь Париж праздновал славную победу над австрийцами при Флерюсе, на бельгийской границе. Это была кульминационная точка в череде хороших новостей, приходивших на протяжении нескольких месяцев (включая победы Дюма в Альпах, которые обеспечили безопасность юго-восточной границы). К тому же Флерюс стал точкой, вокруг которой вращалась вся революционная война. Именно с этим районом был связан страх перед вторжением врагов.

Война сделала Террор возможным. Серия военных поражений на границах Франции подпитывала тягу к возмездию и оправдывала любые теории заговора, которые вздумалось сочинить самым радикальным членам Комитета. Теперь, когда ситуация на фронтах постоянно улучшалась, Карно и другие не столь фанатичные члены задумались о темпах узаконенных убийств.

К середине июля, когда Дюма поселился в Париже в ожидании своей очереди предстать перед Комитетом, правительство охватила паранойя: каждый депутат следил за соседом и дрожал за свою голову. У любого были основания ждать письма в почтовом ящике или стука в дверь. Всякое появление перед Комитетом могло закончиться обезглавливанием.

27 июля (8 термидора [657]) выход из ситуации внезапно был найден: головы, которым следовало попасть на гильотину, принадлежали самим главным палачам. Коллеги Робеспьера по Конвенту, которые ранее славословили каждый его чих, теперь объявили революционера «вне закона», что давало право арестовать и казнить его. Робеспьер укрылся в Отель де Виль, а когда толпа вооруженных простолюдинов и солдат пошла на штурм его номера, застрелился. Никто не знает, пытался ли он совершить самоубийство или пистолет разрядился случайно, но в любом случае целился Робеспьер плохо. Главный палач Франции не имел опыта обращения с огнестрельным оружием. Пуля раздробила ему челюсть, и он пролежал всю ночь на столе, пытаясь не захлебнуться в собственной крови. На следующее утро хирург обработал его раны. Робеспьеру дали чистую рубашку и тряпку для повязки (видимо, единственное, о чем он просил) и отвели на гильотину. Компанию ему составили Сен-Жюст и другие ультрарадикалы из состава Комитета.

На этом Террор завершился. Комитет не был упразднен, но новый закон ограничил его власть военной сферой и дипломатией. Он перестал править Францией и принимать решения о казнях. Лазар Карно, который помог подготовить заговор против Робеспьера, стал самым влиятельным членом Комитета.

Новосозданный Комитет, похоже, не знал, что делать с Алексом Дюма. К разочарованию генерала, его не отправили [658]назад в Альпы. Вместо этого политики в начале августа давали ему одно временное задание за другим, пока наконец не назначили на чрезвычайно неблагодарную командную должность, которую уж никак нельзя было счесть наградой за весенние успехи. В середине августа Комитет решил [659]поставить «героя Мон-Сенис» во главе Западной армии, чьей задачей было подавить кровавый роялистский мятеж [660](некоторые называли его гражданской войной) в Вандее, в Западной Франции.

В то время как большинство революционных армий сражалось с внешними врагами, нескольким было поручено разгромить внутренние мятежи и контрреволюционные выступления. Западная армия особенно выделялась на этом фоне: ей предстояло разогнать разношерстное сборище аристократов и крестьян, называвших себя Католической королевской армией. К мятежу вандейцев подтолкнули многие факторы: одни жители противостояли Революции с самого начала, другие – отошли от нее после гонений на священников, конфискации церковной собственности или казни короля в 1793 году. Но главной причиной для бунта, похоже, стало введение levée en masse по приказу Карно.

Всеобщий призыв был крайне непопулярен среди вандейских крестьян. Год службы в армии для сельского жителя означал, что его семья не сможет сама собрать урожай и умрет от голода. Весной 1793 года разъяренные крестьяне разорили сотни ратушей и домов местных республиканских чиновников по всей Западной Франции. Они убивали или изгоняли представителей правительства, нападали на солдат Национальной гвардии, которых часто казнили после самых жестоких пыток. Крестьяне создали «разбойничью армию» [661]. Позже Виктор Гюго описал ее следующим образом: «Невидимые батальоны ждали в засаде [662]. Эти незримые армии крались по пятам республиканской армии, на мгновение возникали будто из-под земли, а затем исчезали. Они появлялись в неисчислимом количестве, а затем растворялись в воздухе… лавина, что обращается в пыль… ягуары с повадками кротов».