Том Рейсс - Подлинная история графа Монте-Кристо. Жизнь и приключения генерала Тома-Александра Дюма

Французские солдаты построились в каре – в шесть рядов глубиной. Это построение было специально рассчитано на то, чтобы противостоять кавалерийским атакам и расстраивать их. Ряды пехоты представляли собой своего рода крепость из людей. В центре каждого каре Дюма и Марат поставили конницу, а также боеприпасы и провизию. Артиллерия расположилась в четырех углах боевого квадрата.

Мамлюкские всадники атаковали французские каре мощными, но неорганизованными волнами. Каждый воин бросался на врага подобно танку. Если бы им удалось разбить французов на отдельные группы по пять, десять или даже дюжину солдат, любая из этих совершенных человеческих боевых машин легко одержала бы над такой группой победу. Если бы они координировали свои действия, организовав современную кавалерийскую атаку, то наверняка разгромили бы все каре. Но с той тактикой, какая у них была, они не смогли прорвать строй ни одного боевого квадрата. Французы, несмотря на низкий боевой дух и тот факт, что они не спали всю ночь, продемонстрировали превосходную дисциплину и вели огонь слаженно. На них мчались сотни жутких воинов, знаменитые клинки которых были готовы рубить европейцам головы. Несмотря на это, солдаты терпеливо ждали подходящего момента, когда залп позволял достичь максимального поражающего эффекта. «Горящие пыжи [900]от наших мушкетов падали на их роскошные развевающиеся одеяния, легкие будто дымка, расшитые золотом и серебром», – вспоминал солдат, стоявший в одном из каре.

Мамлюки никогда не видели, чтобы их кавалерийская атака проваливалась хотя бы раз. Сейчас это повторялось многократно. Если французские солдаты получали рану, они просто отходили в центр каре, а на их место вставали другие. Строй французских каре не рассыпался, и вся отвага мамлюкских всадников оказывалась напрасной. Тем временем французы обстреливали тылы противника из гаубиц, а один из отрядов попытался отрезать мамлюков от их укреплений и лишить их возможности отступить.

Поняв, что европейцы пытаются поймать их в ловушку, мамлюки решились на финальный всеобщий штурм двух из пяти французских каре. Тысячи воинов разом наехали на боевые квадраты, но оба построения устояли. Французы контратаковали штыками и загнали сотни мамлюков в Нил, в котором, по отзывам очевидцев, утонуло более тысячи человек. Тем не менее тысячи мамлюков прорвались в пустыню. Здесь, несмотря на преследование со стороны конницы Дюма и Мюрата, большинство всадников спаслись и ушли на юг, в Верхний Египет, чтобы перегруппироваться. После того как французы покинут страну, мамлюки попытаются вернуть себе власть, но в конечном счете эта попытка окончится неудачей. Вторжение Наполеона прозвучит для них похоронным звоном – подобно тому как, по иронии судьбы, вторжение крестоносцев Людовика Святого в 1248 году ознаменовало начало правления мамлюков в Египте.

Французы назовут это сражение Битвой у Пирамид, хотя пирамиды Гизы находятся достаточно далеко от места схватки и скорее всего вообще не были видны сражающимся [901]. (Иллюстрации с Великой Пирамидой, царящей над полем боя, – либо пропаганда, при помощи которой Наполеон без стеснения ободрял своих сторонников, либо фантазии востоковедов.) Несмотря на стратегические последствия победы над мамлюками, сам Наполеон после битвы, кажется, в основном поражался сувенирам, оставленным на поле боя или возле него: «Ковры, фарфор, серебряные изделия [902]в великом множестве. После битвы солдаты целые дни напролет занимались тем, что вылавливали из Нила трупы. На многих было по две-три сотни золотых украшений».

Каир конца восемнадцатого столетия был городом с населением около 250 000 жителей, но французы обнаружили здесь пустые улицы. Оставшись без мамлюков, люди были слишком напуганы, чтобы выйти и взглянуть на завоевателей. Первыми появились европейцы. Как итальянский аптекарь рассказал французскому офицеру, руководители мамлюков запугивали жителей Каира, что «у неверных, которые идут сражаться [903]с вами, ногти длиной 30 сантиметров, огромные рты и глаза хищников. Это дикари, обуянные дьяволом, и они идут в бой, приковав себя цепями к соседям». Вместо этого, как с изумлением обнаружил арабский хронист аль-Джабарти (чей отчет о походе остается самым надежным нефранцузским источником сведений о нем), «французские солдаты прошли по улицам [904]Каира без оружия и ни на кого не напали». И французы хотели, чтобы жители радушно встретили их: «Они шутили с людьми и покупали все необходимое по очень высоким ценам. Они платили по одному [египетскому] доллару за цыпленка, по четырнадцать пара за яйцо – другими словами, столько, сколько они бы заплатили в собственной стране… Поэтому магазины и кофейни вновь открылись».

По своему обыкновению, Наполеон устроил вихрь из социальных и политических реформ. За какие-то недели французы организовали сбор мусора, основали больницы [905]и устроили уличное освещение, потребовав, чтобы хозяин каждого дома вывешивал на ночь над входом зажженный фонарь. Они построили мельницы и пекарни, чтобы египтяне смогли понять: самая громкая кулинарная слава у того, кто умеет печь французскую булку. Ученые и инженеры принялись за работу. Они составляли карту городских улиц и делали зарисовки всех памятников и важных зданий. Они измерили Сфинкса и ухитрились пролезть внутрь Великой Пирамиды [906], потревожив тысячи спящих летучих мышей.

В Италии и на Мальте Наполеон пренебрегал религией, но в Египте он применил новую стратегию. Здесь Наполеон цинично посчитал, что местные жители должны воспринимать его как посланника Пророка. Поэтому он выпустил мудреное и своеобразное воззвание к египетскому народу, напечатанное на арабском печатном станке, похищенном из Ватикана. В свет вышли четыре тысячи копий прокламации [907]– на арабском, турецком и французском языках. Автор текста заходил настолько далеко, что называл «эту банду рабов» [908]– мамлюков – узурпаторами, и утверждал, что успехи Наполеона идут рука об руку с торжеством пророка Мухаммеда.

Во французском варианте прокламации говорилось: «Объявите народу [909], что французы – истинные друзья мусульман! В доказательство укажите на то, что они побывали в Риме и низвергли престол папы Римского, который всегда подстрекал христиан на войну с мусульманами». Впрочем, в арабских листовках фраза «истинные друзья мусульман» передавалась просто как «истинные мусульмане» – дерзкая провокация, которая не могла не привести в ярость арабских читателей.

Переводчиками прокламации Наполеона и последующих официальных сообщений стали европейские ученые-специалисты по арабскому языку [910]. Им пришлось нелегко, потому что многие революционные политические понятия просто не имели эквивалента в арабской культуре. Положение дел только ухудшилось из-за того, что выполнять перевод интеллектуалам помогали несколько арабоговорящих мальтийцев, вступивших в ряды участников похода. Но мальтийский вариант арабского языка был уникальным островным диалектом, полным анахронизмов. Он имел мало общего с арабским, на котором говорили в Египте. Неожиданные каламбуры и всевозможные ошибки в переводе сделали французские прокламации посмешищем для египтян.