Том Рейсс - Подлинная история графа Монте-Кристо. Жизнь и приключения генерала Тома-Александра Дюма

А в Таранто генералы Дюма и Манкур узнали о крахе неаполитанских республик тем способом, каким узники часто узнают о политических событиях: правила содержания изменились.

«Пришел охранник и сказал нам, что теперь, когда республика пала и французов изгнали из королевства, нас больше не будут выпускать из камер на ежедневные прогулки, – вспоминал Дюма. – Позже в тот же день пришли рабочие, чтобы установить на наши двери засовы».

Но если генералы теперь стали настоящими военнопленными, тюремщики обязаны снабжать их «продуктами, достойными военнопленных и нашего ранга», – протестовал генерал Дюма. Узникам должны разрешить прогулку. Бежать из двора крепости было некуда, поэтому запрет ежедневного моциона был просто превышением полномочий.

«Охранники ответили на наши требования насмешками, – вспоминал Дюма. – Не буду приводить здесь злые и непристойные угрозы трусливых солдат, подстрекаемых их главарями. Они изводили нас днем и ночью. Но я обязательно доведу до сведения французского правительства весь масштаб злоупотреблений, характерных для королевских властей Неаполя и особенно для негодяев, которые представляют эти власти в Таранто».

Если бы Дюма был прежним собой, он мог бы оглушить одного из охранников и попытаться сбежать. Находившиеся в крепости солдаты Армии Святой Веры были хорошо вооруженными, но вялыми и непрофессиональными вояками, а регулярный гарнизон крепости внушал еще меньшее почтение. Крепость Таранто, некогда охраняемая швейцарскими наемниками [1030], в последние годы пополнялась неаполитанскими солдатами, которых отправляли сюда на поправку после ранения. Многие из них жили в крепости вместе с семьями, придавая этому месту вид дома ветеранов войны. Могла ли такая охрана сдержать человека, который обратил австрийцев в бегство на мосту в Клаузене? Если Дюма смог взобраться по обледеневшей скале, чтобы захватить вражеский редут, неужели бы он не перехитрил своих охранников и не спустился бы по веревке с крепостной стены?

Но Дюма не был уже тем человеком, который в прошлом десятилетии с боями пробивал себе дорогу к славе. Он уехал из Египта из-за пошатнувшегося здоровья, а после прибытия в Таранто столкнулся со «странным параличом», поразившим лицо. Пока он сидел в карантине, власти Таранто прислали к нему врача, и тот «начал кое-какое лечение». Врач продолжал навещать Дюма и в крепости. 16 июля, в 10 часов утра, «выпив стакан вина и съев сухое печенье во время мытья, согласно инструкциям доктора», Дюма упал на пол, скрючившись от боли.

К лету 1799 года Мари-Луиза не находила себе места от волнения. Учитывая медлительность транспорта и продолжавшиеся захваты почтовых судов британцами [1031], она привыкла по много недель не получать весточки от мужа. Но она получила письмо Алекса [1032]от 1 марта, где говорилось, что он уезжает из Египта и страстно надеется оказаться в объятиях жены «сразу следом» за этим посланием [1033]. С тех пор как он написал эти слова, прошло три месяца. Даже если бы его корабль захватили англичане, она бы уже узнала об этом. Генералы Французской Республики просто так не исчезают с лица земли.

Она написала военному министру [1034], чтобы узнать, нет ли у него новостей о захвате корабля с ее мужем. Хотя ответа не последовало, к концу июля Мари-Луиза каким-то образом (быть может, от друзей Доломье [1035], которые получили письма от него в июне) проведала о тяжелом положении супруга: он попал в плен. Она связалась с коллегами Алекса [1036], и те постарались навести справки [1037].

Первое найденное мною письмо [1038]подписано генералом Жаном-Батистом Журданом, который в 1799 году, потерпев унизительное поражение от австрийцев, временно покинул армию ради политической жизни, где продолжал обладать значительным влиянием [1039]. Журдан служил с Дюма [1040]в Северной армии в 1794 году и в Рейнской армии в 1795 году. 25 июля он написал новому военному министру Жану-Батисту Бернадоту:

Гражданка Дюма, жена гражданина [1041]генерала Дюма, обеспокоена судьбой своего мужа, который находился в Египте вместе с гражданином генералом Бонапартом, а затем, как она слышала, был вынужден отплыть во Францию Она узнала из надежных источников, что в месяц жерминаль его взяли в плен в Тарентском заливе и отправили в Мессину. Если у вас есть точная информация о его местонахождении, я буду вам чрезвычайно признателен за нее.

Будьте любезны, наведите справки.

Помимо обращения через Журдана, Мари-Луиза сама отправила множество писем различным чиновникам Военного министерства. В их числе было следующее письмо министру Бернадоту, посланное три недели спустя:

Вилле-Котре, 24 термидора [1042]VII года [11 августа 1799] Французской Республики, единой и неделимой

От гражданки Дюма

Генералу Бернадоту, военному министру.

Я имела честь писать вам, гражданин министр, 4-го числа сего месяца, но не получила ответа. Боюсь, мое письмо к вам не попало. Прошу вас, пожертвуйте толикой своего времени, чтобы сообщить мне, что сталось с моим мужем.

26 жерминаля [15 апреля] я получила от него письмо, датированное 11 вантозом [1 марта], в котором он сообщал, что возвращается во Францию для поправки пошатнувшегося здоровья. Он покинул Александрию между 11 и 17 вантоза [7 марта] на судне «Belle Maltaise»…С этого момента я больше не получала от него вестей, а различные сообщения заставляют меня опасаться, что он попал в плен. Кажется, все указывает на то, что его захватили в Тарентском заливе, а оттуда он перевезен в Мессину.

Умоляю вас, гражданин министр, сообщите мне, что вам известно…Участие, которое вы проявляете к вашим соратникам, внушает мне уверенность в вашем участии к моему мужу. Его благодарность, равно как и моя, будут сопоставимы с важностью услуги, что я ожидаю от вас.

Бернадот был генералом-республиканцем, как и муж Мари-Луизы, и у нее были основания полагать, что он поможет ей. Но Бернадоту, как военному министру, было о чем побеспокоиться и без этого.

Летом 1799 года Франция, ее союзники и сателлиты столкнулись с новой коалицией держав [1043], решительно настроенных отобрать все завоевания семи лет ожесточенной революционной войны. Это были Англия, Россия, Австрия, Португалия, Турция и Неаполь. Потопив французский флот в Абукирском заливе летом прошлого года, британцы – с помощью турок – заперли лучшие подразделения французской армии на Ближнем Востоке.

А теперь в Италии – самом сердце всеевропейской республиканской революции – «братские республики» Франции рушились одна за другой, как костяшки домино. За разгромом в Неаполе последовали сокрушительные поражения на севере, где австрийцы и русские, поддержанные британским золотом, повсеместно атаковали французов. Республики, за создание которых Дюма и его товарищи по оружию сражались около года, падали за считаные недели. Цизальпинская республика прекратила существование в апреле 1799 года, а в конце того же месяца австрийцы захватили Милан. Итальянские патриоты оказались не в состоянии сами защитить себя и почти всегда мешали сделать это французам, поскольку были недовольны французской оккупацией, считая ее противоречащей новым революционным идеалам. Кровавые убийства профранцузски настроенных патриотов произошли в Вероне и других городах Северной Италии, особенно в Тоскане, где толпа вдребезги разбила символы республики, а деревья свободы использовала, чтобы повесить Giacobini (якобинцев). В Сиене контрреволюционеры убивали евреев [1044], и повсюду возрождались еврейские гетто, чье уничтожение рассматривалось как важнейший символ заразы французского свободомыслия. Впрочем, чаще всего профранцузски настроенная Северная Италия сдавалась в результате австрийского (а теперь еще и российского) вторжения. Старые державы Европы снова шли в военный поход.