Валерий Ковалев - Морской ангел

– Тут две старых штольни, – сказал Зорень, когда они подошли ближе.

Вход в первую, у которой остановились моряки, оказался полуразрушенным, а вот во второй сохранился вполне, хотя и изрядно зарос лозою.

– Да, если снять тент, грузовик здесь вполне пройдет, – сказал, осмотревшись Дим, когда они ступили в полумрак выработки.

– Тут и два поместятся, – пройдя вперед, споткнулся о полуистлевшее бревно Васька.

Откуда-то сверху, разбуженные шумом, сорвались два ушана [107]и, спланировав на перепончатых крыльях, тенями унеслись к выходу.

Ближе к вечеру освобожденный от тента и стоек «студебеккер» был загнан в глубину штольни, а беглецы сидели у небольшого костра в схроне, ужинали и обсуждали дальнейший план действий.

Исходя из него, Зореню надлежало пробраться в село, где жил его приятель. Село находилось в пяти километрах к югу. Со слов бывшего беспризорника, тот работал машинистом в депо Чугуева и гонял грузовые составы по всему Союзу. Машиниста следовало уговорить помочь беглецам вырваться за пределы Харьковщины в Россию, а там, как говорят, ищи ветра в поле.

– Митяй мне, что брат, – уверенно заявил Зорень. – К тому же фронтовик – свой в доску. А поэтому, не сомневайтесь, сделает все, что сможет.

– Да мы и не сомневаемся, – свернув цигарку из последней махры, прикурил ее от уголька Олег, сделав пару глубоких затяжек.

Сразу после ужина, бросив в мешок два кирпича хлеба и три банки тушенки, Зорень сунул в карман заряженный наган и в сопровождении друзей вышел из схрона.

– Ну, ни пуха, ни пера, – напутствовал его Дим.

– К черту.

Вскоре споро шагающая фигура в шапке и ватнике появилась на противоположном, с редкими елями склоне, четко нарисовалась на его гребне и исчезла.

На ночь Дим организовал снаружи дежурство и заступил на него первым. Чем черт не шутит.

Край неба быстро темнел, в холодном небе зажглись первые звезды, где-то в лесу тоскливо ухал сыч, но на душе было спокойно. Утром моряки спустились к озеру, где ополоснули лица, а потом, набрав в шоферское ведро воды, снова разожгли костер, соорудили над ним таган и стали варить макароны.

– Сделаем их по-флотски, – взрезав Димовой финкой крышку «второго фронта», облизнулся Васька. – Эх, еще бы по граммульке шила [108].

– Может тебе и бабу под бок? – чуть улыбнулся Дим.

– А чего? Можно и бабу, – сделал мечтательное лицо Васька.

Когда подложив хвороста в огонь, он опустил в ведро щепоть соли, наблюдавший за местностью Олег, негромко свистнул.

– Идут двое, – обернулся он назад, когда Дим с Васькой поспешили наружу.

Со склона в том же месте где ушел их товарищ, спускалась пара. Шедший впереди время от времени останавливался и поджидал второго, который шел медленней.

– Семен, – уверенно сказал дальнозоркий Олег. – А позади, не иначе, его кореш.

Так и оказалось. Спустя минут пятнадцать на площадку где стояли все трое, выбрался сначала Зорень, с туго набитой противогазной сумкой на боку, а за ним худощавый человек в кепке и защитного цвета солдатском бушлате. Он хромал на одну ногу.

– Ну, вот и мы, – смахнул со лба пот Зорень. – Знакомьтесь, мой друг Дмитрий.

– Выходит, тезка, – протянул машинисту первым руку старшина, после него то же проделали остальные.

– На фронте подбили? – кивнул на Митькину ногу Олег.

– Ага, весной под Кенигсбергом, – ответил тот. – Я был сапером.

– Ну что, айда в пещеру? – сделал приглашающий жест Васька. – У нас там как раз завтрак поспевает.

– Завтрак, это хорошо, – оживился Зорень. – Мы с Митькой здорово проголодались.

Когда на расстеленном на полу брезенте появились ведро с коронным флотским блюдом, а к нему нарезанный крупными ломтями хлеб, сахар и масло, бортстрелок высыпал туда же из сумки десяток оглушительно пахнущих золотых антоновок, а Дмитрий извлек из кармана солдатскую фляжку, в которой тихо булькнуло.

– Первач, – угнездил в центре. – За ваши гостинцы.

– Ну, я как чувствовал, – алчно раздул ноздри Васька, после чего взял ее, отвинтил колпачок и передал Диму.

– Со знакомством, – вздел флягу в руке тот в сторону Мити и забулькал горлом.

– Хороша, – выдув воздух, передал посудину Олегу.

Когда она завершила круг, стали черпать ложками из цыбарки.

– Ну, прям как у нас на эсминце в старые добрые времена, – подставляя под ложку кусок хлеба, смачно втянул в себя сочную макаронину Олег. – Могешь, Вася.

– А то, – утер масляные губы тот. – Все пропьем, но флот не опозорим!

По этому поводу фляга сделала еще круг, потом все серьезно навалились на ведро, которое вскоре опустело.

Далее Олег быстро смотался на озеро за водой (вскипятить чай), а когда отмытое песком ведро снова повесили на таган, Митя вынул из галифе кисет и все, кроме Дима, свернули цигарки.

– Значит так, – пустил дым из широких ноздрей машинист. – Степан рассказал мне, что к чему, и вам надо отсюда выбираться. На этот счет у меня имеется мысля, слушайте. Сейчас у нас в депо формируется грузовой состав, который через неделю отправится в Ташкент. Его поведу я с поездной бригадой. А неподалеку от Чугуева, Зорень знает где, есть перегон, на котором я смогу притормозить состав, вы заберетесь в вагон, а потом дело техники.

– Это от нас километров семь, – добавил Зорень. – А вагон будет помечен.

– Ясно, – переглянулись беглецы. – Какой маршрут движения?

– От Чугуева на Пензу, потом Куйбышев, с Актюбинском и Ташкент. Время в дороге пять суток.

– Ташкент город хлебный, – сказал Васька. – Подходяще.

– Это если нас не заметут в пути, – швырнул Олег в костер докуренную цигарку.

– Насчет «заметут» вряд ли, – прищурился машинист. – Поездная охрана сядет только в Пензе. А до этого ночью на полустанке вагон я опломбирую. Туда никто не сунется.

– И как он будет помечен? – снова поинтересовался Олег. – Это важно.

– Намалюю мелом на двери крест, вроде санитарного.

– Ну, так что, братва, едем без пересадки в Ташкент? – обвел всех взглядом Зорень. – Какие будут мнения?

– Лучше и не придумать, – устроился поудобнее Олег. – В Средней Азии нас искать, что иголку в сене.

– Сделаем там новые документы, начнем другую жизнь и все такое, – мечтательно протянул Васька.

Только старшина сидел молча и смотрел на огонь. Для себя он определил иначе.