Анатолий Мордвинов - Из пережитого. Воспоминания флигель-адъютанта императора Николая II. Том 1

Предполагалось даже назначить великого князя, не в пример другим, шефом одного из австрийских полков, и в связи с этим в письме подымался уже вопрос о мерке для его австрийского мундира, который должен был бы быть заранее подготовлен.

Вот эти подробности Марченко вынес из некоторых доверительных разговоров с австро-венгерским наследником Францем-Фердинандом, с которым он был довольно близок и которого очень ценил.

В ответ на такую австрийскую любезность предполагалось якобы и с нашей стороны назначить эрцгерцога Франца-Фердинанда шефом одного из русских полков…

Михаила Александровича это известие удивило еще больше, чем меня. Такое назначение могло последовать лишь от одного государя, всегда в подобных случаях задолго предупреждавшего великого князя.

Но, по словам Михаила Александровича, его старший брат ни в одном из последних писем и телеграмм даже не упоминал о таком предположении. Не знала о нем и императрица-мать.

Министр двора гр. Фредерикс, через которого обыкновенно получались дополнительные подробности, связанные с подобными официальными путешествиями, также ничего нам не сообщал.

Великий князь телеграфировал тогда государю, спрашивая, верен ли дошедший до него слух, а я о том же запросил министра двора. Полученные ответы всецело подтверждали сообщение Марченко.

Его Величество писал Михаилу Александровичу, что ему действительно надлежит через несколько дней быть в Вене, и государь надеется, что это неожиданное путешествие не очень спутает его дальнейшие планы, так как великий князь предполагал и без того уже вернуться в Россию, и сделать по пути лишь небольшой крюк для заезда в Вену ему, конечно, будет легко…

Для не любившего всякие официальные торжества Михаила Александровича полученное распоряжение было не особенно приятно. К тому же он еще не совсем оправился от болезни и чувствовал себя неважно. Тем не менее мы стали спешно готовиться к поездке и успели заблаговременно выписать из России все необходимые вещи, подарки и деньги, но за 5 дней до нашего отъезда Михаил Александрович простудился и заболел.

Вместо него поехал в Вену другой великий князь, не столь близкий к русскому престолу, встреченный там поэтому очень холодно 85.

О болезни Михаила Александровича тогда, как водится, немного поговорили в Вене и Петербурге. Многие называли ее «притворной» и «политической», и, как водится, ошибались. Подобные средства всегда претили его откровенной натуре. Во всяком случае, намечавшийся как будто подход Австрии на сближение с Россией, если бы он был искренен, не мог бы пострадать от такой мелочи.

Эрцгерцог Франц-Фердинанд, которого впоследствии убили в Сараеве, став наследником, не скрывал своей симпатии к славянам, возглавляемым Австрией. Он часто менял свои воззрения на внутреннюю политику Австро-Венгрии, но во внешней был дальновиден и, кажется, постоянен.

«Лучшая политика, – любил утверждать он, – это тесный союз трех императоров».

Впрочем, при жизни Франца-Иосифа он не имел никакого влияния.

В эти же дни великий князь получил также неожиданное приглашение от своей сестры великой княгини Ксении Александровны провести с нею остаток осени и часть зимы в ее имении Ай-Тодор и решил вместо Гатчины ехать на Южный берег Крыма.

Мое уже с таким нетерпением ожидаемое возвращение домой, таким образом, откладывалось на очень долгое, а главное, на неопределенное время.

Узнал я об этом всего за 4 дня до нашего отъезда из Дании и недолго думая послал телеграмму моей жене, прося ее, если она может, немедленно выехать ко мне для короткого свидания в Копенгагене и заодно привезти необходимую для Вены и России военную одежду.

Моей Ольге удалось каким-то чудом в тот же день получить заграничный паспорт, вечером, после театра выехать за границу, и через два дня я уже увидал ее на копенгагенском вокзале.

Чувство, с которым после первой долгой разлуки встречаешь особенно близкого человека, конечно, известно всякому.

Мы с женой тогда провели незабываемые по радостным переживаниям целых два дня.

Императрица и английская королева были так внимательны, что пригласили мою Ольгу в Hvidöre, долго держали у себя, показывали во всех подробностях свою виллу и сад и, видимо, были очень довольны, что она не задумалась приехать одна и на такой короткий срок в Данию.

Императрица, узнав, что моя жена решила ехать вместе с нами в одном поезде до Варшавы, дала ей и интимное поручение: лично посетить в этом городе находившуюся в бедственном положении одну престарелую польскую графиню и передать ей от имени Ее Величества привет и пакет с небольшой суммой денег. Государыня уже давно стремилась ей помочь, но долго не находила способа, так как желала, чтобы об этой помощи никто не догадывался, даже почта или ее ближайшее окружение.

В сердечной потребности и деликатном умении помочь императрица Мария Федоровна, как и все ее дети, вряд ли имела себе равных. Она всегда особенно сердилась, когда ее в этом отношении отговаривали, и старалась тогда, как это было и в данном случае, оказать помощь совершенно самостоятельно и тайно.

Как мне, не без сокрушения, рассказывал управлявший денежными делами государыни ее секретарь граф Голенищев-Кутузов, императрица из-за своей доброты очень часто была вынуждена отказывать себе в новом платье или других расходах, совершенно необходимых по ее положению.

Наши проводы в Копенгагене вышли очень торжественные.

Одновременно с нами уезжал и греческий король Георг, и на вокзал проводить отъезжающих прибыли императрица-мать, королева Английская с принцессой Викторией, король Дании и вся многочисленная королевская датская семья.

Король, отведя меня в сторону, передал мне какой-то небольшой квадратный пакет и сказал по-французски:

– Возьмите, пожалуйста, это с собой в Россию на память обо мне и о Дании. Надеюсь, вы сохраните обо всех нас хорошее воспоминание.

– О, конечно, буду вспоминать об этих хороших днях… – начал было я, как к нам подошла императрица.

– А это от нас с сестрой, – ласково улыбаясь, сказала она и немного смущенно сунула в широкий карман моего пальто небольшой белый конверт и сейчас же отошла, чтобы проститься с сыном.

Только в вагоне во время движения поезда я мог развернуть оба пакета и показать их жене и великому князю.

В том, который был от короля, находился красивый, высокой степени датский орден Данеброга 86, а в конверте императрицы заключалась большая фотография ее и королевы, снятых вместе на палубе яхты, с собственной подписью: «Les deux soeurs» [две сестры (франц.). – О. Б. ].

Такому подарку я обрадовался больше всего – фотография была действительно удачна по сходству, лучше всех, когда-либо ранее мною виденных.