Анатолий Мордвинов - Из пережитого. Воспоминания флигель-адъютанта императора Николая II. Том 1

Я всегда буду с признательностью вспоминать те месяцы, проведенные с такой беспечностью в радушной обстановке Ай-Тодора.

Я и раньше любил великую княгиню Ксению Александровну, относившуюся с сердечным, постоянным вниманием к моей семье.

Невысокого роста, с красивыми большими, немного задумчивыми глазами, чрезвычайно женственная и изящная, она и своими манерами во многом напоминала свою мать, императрицу Марию Федоровну.

Обладательница многочисленного семейства, она всегда поражала меня своею сохранившеюся свежестью, легкостью в движеньях и казалась скорее старшею сестрою, чем матерью своих старших детей.

Ее супруг, великий князь Александр Михайлович, высокий, стройный, также казался тогда молодым и красивым.

Их дети: княгиня Ирина Александровна, вышедшая впоследствии замуж за князя Юсупова, и князья Андрей, Федор, Никита, Дмитрий, Ростислав и Василий Александровичи были, в большинстве еще совсем маленькими.

Я всегда любил все, начинающее еще только жить, и присутствие в Ай-Тодоре маленьких детей мне доставляло много лишних радостных минут. Моим любимцем был тогда, из-за своего нежного музыкального голоска и красивого одухотворенного личика, маленький Ростислав Александрович, а также премилые и живые дочери жившего по соседству великого князя Георгия Михайловича маленькие Нина и Ксения Георгиевны.

Все они теперь выросли, переженились или повыходили замуж; наверное, и время, и жизнь изменили их до неузнаваемости, и они, конечно, давно забыли меня, да и сами, верно, стали совсем обыденными людьми. Но впечатление от их тогдашнего привлекательного детства – дети всегда разнообразнее и «душевнее» взрослых – было настолько сильно, что живет во мне и до сих пор.

Как хозяева великий князь и великая княгиня не оставляли желать ничего лучшего. Заботливые и внимательные, они предоставляли полную свободу своим гостям, чувствовавшим себя у них как дома.

В наше полное распоряжение были предоставлены даже отдельные экипажи, которыми мы могли пользоваться в любое время для наших прогулок.

Великокняжеская свита состояла также из на редкость милых людей, с которыми я быстро сошелся по-товарищески.

Она была немногочисленна. В то время со мною в свитском доме находились: фрейлина великой княгини С. Д. Евреинова, заведующий двором Шателен, адъютант великого князя Фогель – оба морские офицеры, и шталмейстер С. Н. Евреинов, бывший гвардейский улан, прекрасной души человек и талантливый рассказчик, немного напоминавший известного Горбунова.

Воспитательницей княжны Ирины Александровны была фрейлина высочайшего двора м-ль Ершова, несмотря на свою молодость, удивительная по своей серьезности и выдержанности. Воспитателем сыновей был очень милый швейцарец, фамилию которого я, к сожалению, забыл 89.

Оба жили в главном доме, вблизи своих воспитанников, и я с ними реже встречался, чем с остальной великокняжеской свитой.

Когда говорят о русских придворных, обыкновенно под ними понимают то громадное количество светских и несветских людей, носящих всевозможные придворные звания и имеющих доступ ко двору во время торжественных выходов, балов и других празднеств. Но они были придворными у нас в России лишь, так сказать, только по названию и по заманчивым для большинства правам иметь в известные дни выделявший их от других красивый, расшитый золотом мундир у мужчин и не менее красивое русское придворное платье у дам.

Бывшие малочисленными в прежние царствования, близко известные русским государям, имевшие ранее при дворе и постоянные дежурства, и свои обязанности, они в последующие годы уже давно перестали принимать какое-либо участие в повседневной жизни царствующего дома, потеряв с этим и свое влияние, и свои внешние и внутренние особенности, считающиеся – правильно или нет – характерными лишь для этого круга людей. Уже задолго до революции они смешались с обычным обществом обеих столиц, ничем ярким более от них не отделяясь. Прежних «великолепных» вельмож, тесно связанных с двором, в мое время уже почти не замечалось.

Придворными в настоящем, более близком значении этого слова у нас можно было считать только ближайшее окружение, жившее ежедневною жизнью как большого, так и малых дворов, и которое почему-то, быть может, частью из зависти, привыкли пренебрежительно называть «кликою». Мое близкое знакомство с этими людьми заставило меня убедиться, что в своем громадном большинстве они не заслуживали такого пренебрежительного отношения, что, впрочем, убедительнее всего доказывали и сами презрительно о них отзывающиеся, обращавшиеся именно к этим лицам за всевозможным содействием и даже за советами.

Если их выбирали и приближали, то отнюдь не благодаря каким-либо отрицательным качествам в смысле навязчивости, умения подделываться, забавлять или благодаря их способностям к утонченным интригам и карьеризму. Обыкновенно этих людей знали уже давно, к ним заранее присматривались, и их находили подходящими только в тех случаях, если, как казалось, они не обладали именно этими отрицательными качествами, которыми их так охотно снабжали посторонние.

Титул, знатность и заслуги лишь одних предков если и имели в этом выборе какое-нибудь значение, то очень маловажное и до удивления редкое. Они не были и грубыми, «неизвестно откуда» явившимися «гатчинцами» времен императора Павла, как не были и изнеженными, утонченными царедворцами блестящего века Екатерины или Елизаветы Петровны.

Время и характеры государей сказались и на них. Они были просто хорошей золотой серединой между этими крайностями, быть может, немного и бесцветными, как привыкли называть бесцветным и все наше время, с нашим дореволюционным обществом, но тем не менее благодаря известному отбору обладали уже всеми без исключения скучными качествами этого последнего.

Ввиду этого совместная жизнь со свитой великих князей была для меня во всех отношениях очень приятна, и я лично находил в их среде то же дружеское, откровенное, лишенное всякой зависти отношение к себе, как и в моей родной полковой семье.

Почти то же самое я могу сказать и о ближайшей свите государя. Там лишь иногда давала себя почувствовать зависть или желание подставить другому ножку, но без всякого особенно недоброжелательства, а скорее из-за какого-то своеобразного спорта!

«Счастливый человек, – скажут иронически обо мне многие, – он обо всех сохранил хорошее впечатление».

«О, далеко не обо всех, – скажу я в ответ, – но о том подавляющем большинстве, с которым мне приходилось соприкасаться и которое ко мне относилось хорошо и внимательно. Быть может, я довольствовался слишком малым, но я старался, хотя часто и неудачно, любить окружавших меня людей и всегда особенно радовался их доброму ко мне отношению».