Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Книга вторая. Вошедший сам

«Товарищи и граждане! Наша страна переживает тяжёлый момент. Голод, холод, хозяйственная разруха держат нас в железных тисках. Вот уже три года коммунистическая партия, правящая страной, оторвалась от масс и оказалась не в состоянии вывести её из состояния общей разрухи».

Кронштадцы требовали возвращения гражданских свобод и многопартийности, а также проведения новых (свободных) выборов в Советы.

Власти ответили на это тем, что 2 марта был назначен новый командующий Балтийским флотом (вместо Раскольникова), а 3 марта объявили Петроград и Петроградскую губернию на осадном положении. 7 марта Кронштадт подвергся артобстрелу, а 8 марта – в день открытия X съезда РКП(б) – начался штурм города. Но кронштадтцы отбросили штурмовавших.

Борис Бажанов:

«В марте 1921 года, в то время, когда проходил съезд партии, все члены ячейки Высшего Технического Училища были вызваны в районный комитет партии. Нам объявили, что мы мобилизованы, нам раздали винтовки и патроны и распределили по заводам, которые были большей частью закрыты; мы должны были нести на них вооружённую охрану, чтобы предотвратить возможные рабочие выступления против власти. Это были дни Кронштадского восстания».

В ночь на 16 марта начался второй штурм Кронштадта. Мятеж был подавлен. Но ещё долго выздоравливал в госпитале мало кому тогда известный литератор Александр Фадеев, тяжело раненый на льду Финского залива во время наступления на восставших.

Кремлёвские власти тотчас принялись искать виновных, допустивших само возникновение массового недовольства в Петрограде, что привело к Кронштадскому мятежу.

18 марта 1921 года в Риге представители Польши, РСФСР и Украинской ССР подписали мирный договор. Советско-польская война была закончена.

А в Тамбовской, Воронежской и в некоторых других губерниях продолжало полыхать восстание – Антоновское, названное так по фамилии одного из его руководителей (Александра Степановича Антонова), дольше всех сражавшегося против советской власти.

В подавлении Антоновского мятежа участвовал и слушатель Академии Генерального штаба РККА Яков Блюмкин, старый приятель Маяковского и Есенина.

Современник тех событий Вальтер Германович Кривицкий(на самом деле его звали Самуилом Гершевичем Гинзбергом), родившийся в 1899-ом, в РКП(б) вступивший в 1919-ом, владевший польским, немецким, французским, итальянским и голландским языками, писал (в книге «Я был агентом Сталина. Записки советского разведчика»):

«В начале 1921 года в России сложилась особо угрожающая ситуация для советского режима. Голод, крестьянские восстания, Кронштадтский мятеж и всеобщая стачка петроградских рабочих подвели правительство к черте, за которой был крах. Победы, одержанные на полях гражданской войны, казались напрасными, и большевики вслепую искали пути выхода, встречая оппозицию со стороны тех самых рабочих и матросов, которые некогда были их главной опорой».

В каких только грехах большевики ни обвиняли царский режим. Но такого жуткого голода в дореволюционную пору в России не было. Он возник только при советской власти.

Всенародное возмущение политикой ленинской партии, рождавшее бунты и вооружённые восстания, заставило вождей РКП(б) пойти на уступки – была торжественно провозглашена новая экономическая политика (нэп), частично восстанавливавшая частную собственность и допускавшая свободу торговли. Жизнь тут же стала улучшаться. Но произошло это не за счёт социалистических преобразований, а из-за простого возвращения к прежним (дореволюционным капиталистическим) порядкам.

Однако инакомыслие, возникшее в РКП(б), так напугало Ленина и его соратников, что X съезд категорически запретил любую фракционную деятельность внутри большевистской партии.

Народные волнения, мятежи и восстания прибавили работы и чекистам, поэтому их полномочия были значительно расширены. Занимаясь расследованием причин возникновения Кронштадтского мятежа, сотрудники Феликса Дзержинского расстреляли сотни моряков-мятежников, тысячи отправили в концентрационные лагеря. За период с марта по октябрь 1921 года было расстреляно 3400 человек.

В Европе в тот момент тоже было неспокойно – и там начали возникать бунты. Но эти «революции» затевались и раздувались агентами Коминтерна, которым руководил Григорий Зиновьев.

Вальтер Кривицкий:

«Коминтерн, оказавшись в этой отчаянной ситуации, принял решение, что единственный путь, который может спасти большевизм – это революция в Германии. Зиновьев направил в Берлин своего верного соратника Бела Куна, ещё недавно стоявшего во главе Венгерской Советской республики.

Бела Кун прибыл в Берлин в марте 1921 года с приказом ЦК компартии Германии от Зиновьева и Исполкома Коминтерна, гласящим: в Германии сложилась революционная ситуация, коммунистическая партия должна взять власть. Члены ЦК Германской компартии были в недоумении».

Однако рассуждать было бесполезно. Коминтерн отдал приказ, и германским коммунистам пришлось устроить вооружённый мятеж. Но к началу апреля это коммунистическое выступление было жестоко подавлено.

В марте того же года Великобритания и Советская Россия подписали торговый договор. Это означало, что англичане признали режим большевиков де-факто. Леонид Красин, глава советского торгового представительства в Лондоне стал как бы неофициальным послом.

Когда X съезд РКП(б) заканчивал свою работу (она завершилась 16 марта), к одному из делегатов, Мееру Абрамовичу Трилиссеру, приехавшему в Москву из Читы, подошёл глава ВЧК Феликс Дзержинский и предложил в Сибирь не возвращаться, а перейти служить на Лубянку и наладить там работу внешней разведки. Трилиссер согласился и стал сотрудником Закордонной части ИНО ВЧК.

В том же марте в Париж поехал Илья Эренбург. Его биографы не сообщают, какая была цель у этой поездки. Но объяснение напрашивается само собой – видимо, чекисты сумели сломить стойкого противника советской власти и заставили его служить её интересам. Эренбург стал жить во Франции, изредка и ненадолго приезжая на родину.

А как в это время обстояли дела у комфутов, которые продолжали энергично призывать народ к третьей революции – к Революции Духа?

Владимир Ильич Ленин их по-прежнему не жаловал. В одной из статей Луначарского приводятся слова Горького о том, что к Маяковскому вождь большевиков относился «недоверчиво и даже раздражительно»:

«Кричит, выдумывает какие-то красивые слова, и всё у него не то. По-моему, не то и непонятно. Расплывчато всё, трудно читать. Талантлив? Даже очень? Гм, гм. Посмотрим!»

Но на исходе зимы 1921 года Ленин встретился… Стоп! Эта встреча заслуживает отдельного рассказа.