Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Книга вторая. Вошедший сам

Чужак редактировал дальневосточный журнал «Творчество», а потом, одним из первых перебравшись из Верхоудинска в Читу, стал редактором двух краевых газет: «Дальневосточный телеграф» (орган правительства ДВР) и «Дальневосточный путь» (орган Дальбюро РКП). Вот этому Чужаку и было адресовано второе письмо Маяковского, в котором поэт делился тем, как складывалась его жизнь:

«Дорогой товарищ Чужак!

На Ваш шутливый вопрос о том, "«как живёт и работает Маяковский», отвечаю. Здесь приходится так грызться, что щёки летают в воздухе. Работать почти не приходится: грызня, агитация и т. п. выжирают из меня всё вместе с печёнками. Для иллюстрации шлю копию моего заявления в МГСПС о Госиздате. 25 числа дисциплинарный суд. Обвиняемый – Госиздат (Вейс, Мещеряков и Скворцов). Обвинитель – я. Постараюсь перегрызть всё, что возможно».

Маяковский в тот момент, по-прежнему не знал о том, какой разнос учинил его поэме «150 000 000» Владимир Ильич Ленин. Поэтому в статье «Только не воспоминания…» обиженный поэт объяснил своё противостояние с Госиздатом так:

На фоне идущей «Мистерии» продолжалась моя борьба за неё.

Много месяцев я пытался получить свою построчную плату, но мне возвращали заявление с надписями или с устной резолюцией:

– Не платить за такую дрянь считаю своей заслугой».

Через пять дней после отправки писем в Читу – 25 августа – этот «дисциплинарный суд» состоялся. Николай Мещеряков на нём не присутствовал, так как был откомандирован в Красную армию. Обвиняемых осталось двое: Иван Иванович Скворцов-Степанов, занимавший тогда пост заместителя председателя редколлегии Госиздата, и Давид Лазаревич Вейс, заместитель Мещерякова. Приговор, вынесенный судьями, был в пользу истца:

«… немедленно уплатить гонорар Маяковскому, признав виновными членов коллегии Госиздата Д.Вейса и И.Скворцова-Степанова, лишив их права быть членами профсоюза в течение 6 месяцев с объявлением выговора в печати».

Об этом судебном решении тотчас доложили Ленину, и он выразил своё недовольство.

Госиздат тут же обжаловал приговор.

Был назначен второй суд, на этот раз особый – дисциплинарный товарищеский.

Как известно, от великого до смешного – один шаг. Вот и великое противостояние «верзилы» от футуризма (Маяковского) и маленького «скворушки» из Госиздата (Скворцова-Степанова) неожиданно послужило поводом для создания презабавного произведения.

Всё началось ещё в начале декабря 1920 года, когда Маяковский приехал в Петроград. Корней Чуковский, собиравший в свой альбом «Чукоккала» автографы разных знаменитостей, попросил и Владимира Владимировича что-нибудь написать туда. Но поэт не спешил. Торопя его, Чуковский в шутку сказал, что боится, как бы Маяковский не отнёс его альбом на Сенной рынок и не продал его там.

Незадолго до этого Чуковский прочитал лекцию «Две России», в которой сопоставлял творческие манеры Владимира Маяковского и Анны Ахматовой.

Начав, наконец (8 декабря), заполнять «Чукоккалу», Владимир Владимирович решил немного пошутить. По аналогии с окнами РОСТА он изобразил Окно Сатиры ЧУКРОСТА с шаржированными рисунками и стихотворными подписями. Был нарисован читающий свою критическую лекцию Чуковский, справа от него – Ахматова, слева – Маяковский с окровавленным ножом в зубах. Подпись гласила:

Увидев шаржи и прочитав стихи, Чуковский очень обиделся, так как решил, что «шутливая» стихотворная подпись продолжает тему, поднятую в злом сатирическом стихотворении Маяковского «Гимн критику», опубликованном ещё в 1915 году Начинался тот «Гимн» так:

В этих строках Корней Иванович увидел насмешку над своим происхождением – он был незаконнорождённым и очень страдал от этого. Заканчивалось стихотворение призывом:

Обиженный Чуковский отправил Маяковскому письмо, в котором высказал свои недовольство и возмущение. Поэту пришлось оправдываться. Тоже в письме:

«Дорогой Корней Иванович!..

Ваше письмо чудовищно но не основанной ни на чём обидчивости.

И я Вас считаю человеком искренним, прямым и простым и, не имея ни желания, ни оснований менять мнение, уговариваю Вас: бросьте!

Влад. Маяковский.

Бросьте!

До свиданья».

Корней Иванович этим объяснением удовлетворён не был. И в ответ на стихотворный удар по своему самолюбию решил тоже написать стихотворение. При этом был явно учтён успех спектакля «Таракановщина» в Москвовском театре сатиры, где высмеивался Маяковский.

Поэту не понравилось, что в лекции Чуковского он выглядел громилой? Это можно легко исправить, написав стишок про маленького таракашечку, возомнившего себя огромным тараканищем и принявшегося стращать всех вокруг. А чтобы читателям легче было угадать, кто является прототипом страшного насекомого, Чуковский написал:

Эти строки у многих тогда мгновенно ассоциировались с ранним стихотворением Маяковского, начинавшимся словами:

«Ялюблю смотреть, как умирают дети».

Стихотворение Чуковского заканчивается, как известно, так: прилетел Воробей, клюнул обидчика, и Тараканища не стало.

В Воробье, освободившем зверей от пугавшего их Таракана, явно подразумевался «скворец» из Госиздата, то есть Скворцов-Степанов.

Сколько лет прошло с тех давних пор! Нет уже ни Скворцова– Степанова, ни Маяковского, ни обидевшегося на него Чуковского, а забавный стишок «Тараканище» до сих пор читают детям. Не задумываясь над тем, кто же послужил прототипом этого страшного Таракана-Таракана-Тараканища.