Валентина Чемберджи - XX век Лины Прокофьевой

26 декабря 1932 года Прокофьев пишет Лине, что уже гуляет по Нью-Йорку, который, как всегда, производит на него сильное впечатление, особенно ночью, со своими невообразимыми громадами домов, залитый светом. В Нью-Йорке много друзей, приходит Дукельский, который «рассыпался нежными чувствами по твоему поводу, говорил, что никогда не забудет твоего милого письма в то время, как я держал себя истинным зверем». Днём пошёл слушать Рахманинова: он играл свой Третий концерт, имел огромный успех. «Я заходил в артистическую, жал руку Рахманинову, он справлялся о тебе, а Mme Рахманинова о Святославе».

В каждом письме Сергей Сергеевич делится с Линой всеми подробностями прожитого дня. Он не устаёт писать ей, в нём живёт настоятельная потребность рассказать ей обо всём: о репетициях, исполнениях, дирижёрах, оркестрах, номере, в котором он живёт, всех визитах, и кто что сказал об очень важном и не таком уж важном и преходящем, о природе, настроении, передвижениях, новых сочинениях, которые он услышал, фильмах, которые увидел ещё на пароходе, одежде спутников, и так далее и тому подобное.

Наступает Новый 1933 год, и 1 января 1933 года он пишет:

«С Новым годом, Мильнк! [52]

Вчера послали тебе коллективное night letter, которое ты должна получить в утро Нового Года.

Концерт прошёл очень здорово, оркестр аккомпанировал много лучше, чем в других городах. Сидя в артистической, вспомнил тебя и высчитывал, что 9.30 P.M. это значит по-парижски 2-30 А. М., то есть ты уже встретила Новый Год и, вероятно, возвращаешься домой. Интересно, где ты встречала и весело ли. Концерт имел большой и единодушный успех у публики и у критики; последняя вся хорошая без исключения. Кусевицкий объяснил, что он потому не мог поставить другую мою вещь на программу, что это первый раз программа передавалась по радио, и нельзя было запугивать новых слушателей. Зато я получил большой advertisement [53], так как радио писало о предстоящей передаче целую неделю во всех газетах Америки: „the famous Russian composer“ [54]и т. д.»

Прокофьев делится с Пташкой, как тотчас по возвращении в гостиницу раздались звонки из разных концов Америки, – звонила из Филадельфии мадам Стоковская: она не пошла на концерт мужа, а «вместо этого слушала нас по радио и была в восторге от Пятого концерта. Справлялась о тебе и жалела, что ты не приехала… А в общем жизнь в Бруклайне тихая и помещичья, и я очень доволен ею после осенних русско-парижских сутолок». Все письма заканчиваются нежными словами.

8 января 1933 года Сергей Сергеевич сообщает, что «кончилась нью-йоркская пачка бостонских концертов: 5, 6, 7 января. Играли мы здорово, и оркестр был слажен с фортепиано как часовой механизм. Но принимали холоднее, чем в Бостоне – такая уж здесь публика!»

Сергея Сергеевича захватывает вид, открывающийся из окна его номера на углу 59-й улицы и 6-й авеню, особенно красивый в вечернем свете и утром, когда «город выползает из тумана…» Он собирается сделать фотографии и думает, что они будут готовы к следующему его письму. Скучает: «От тебя сначала долго не было писем, а затем пришло твоё № 1, жду следующего.»

Все друзья и знакомые постоянно спрашивают о Лине, передают ей приветы, и Прокофьев перечисляет их. В этом же письме он спрашивает жену, можно ли ему будет в феврале на обратном пути, если он окажется близко от Ниццы, «захватить бебку» [55]. «Крепко и нежно обнимаю тебя и целую, жду твоего следующего письма с ближайшим пароходом. Bravo Святославу за 1-е место в школе. Твой С.»

13 января 1933 года:

«Дорогая девочка! Очень рад был твоим двум письмам, от 3 и 6 января, но жаль, что ты в мерихлюндии и грустно, что не могу, как ты хотела бы, телеграфировать „выезжай с ‘Бременом’“. Да и придёт „Бремен“ как раз в день моего отъезда в Чикаго… Будь умницей и воскресни в твоём настроении. Я чувствую себя хорошо, но очень занят – день расписан по часам… С».

В письме от 18 января Прокофьев рассказывает о прошедшем 16 января в Бостоне камерном концерте, перечисляет все сочинения, которые были исполнены на нём.

«Сейчас идут репетиции с Бруно Вальтером – „Игрок“ и 3-й концерт. Вальтер понимает „Игрока“ несколько по-своему: менее порывисто, более медленно, мягче; но он так хорошо знает партитуру, вкладывает столько любви в исполнение, что я решил ему не мешать. Зато он извлекает из партитуры такие замечательные звучности, каких я ни в Варшаве, ни в СССР не слыхал… В воскресенье поездка к Клейну… у него отличный автомобиль, дом хотя не шикарный, но по-американски удобный… С ними живут родители миссис Клейн. Много говорили о тебе. Миссис Клейн будет тебе писать… Завтра [56]приходит „Мавритания“, а затем Bremen, жду от тебя писем. Как ты решила с winter sport? Если ничего не вышло, и я выеду с Conte di Savoia, то, может быть, ты приедешь в Ниццу навстречу и мы проведём несколько дней на юге?… Крепко обнимаю тебя и целую, Святослава тоже. Очень надеюсь, что настроение твоё и здоровье наладились. Целую ещё раз. С.»

В самом конце этого двухдневного письма следует характерная для Прокофьева – «профессора транспортных наук» – приписка:

«Если решишь поехать в Ниццу (9-го-10-го), то лучше всего возьми wagon-lit [57]второго класса, это удобнее, чем couchette [58]первого класса, но надо задержать за неделю. Тогда билеты второго класса можно взять aller – retour [59]».

20 января.

«Дорогая милньк,

Вчера отправил тебе длинное письмо via „Paris“, а сегодня выяснил, что завтра вечером идёт Bremen. Так как за это время прошли два мои концерта с Вальтером (вчера вечером и сегодня днём), то пишу тебе несколько строк и посылаю критики… Играли мы хорошо и успех был большой, особенно вчера вечером после 3-го Концерта». Дальше Прокофьев рассказывает, как старался обеспечить билетами всех просивших, в том числе очень высоких лиц. Среди них и Мэмэ, которой Прокофьев посылает два места на воскресенье в «Метрополитен».

Следующее письмо от 25 января:

«Милньк и дорогая,

Последнее выступление с Бруно Вальтером было 22-го в Mtrpltan [60]и передавалось по радио. Передача, говорят, была отличная: будто бы звучало лучше, чем в зале. В антракте по радио говорил Downes обо мне, говорят, очень интересно и благожелательно. Я же поспешил домой, где вещи были уже уложены, переоделся и отправился на вокзал – в Чикаго. В вагоне было приятно передохнуть 21 час между Нью-Йоркской и Чикагской сценами…»

Описывается встреча на вокзале, фотографирование и сразу на репетицию, – Стоковский ждёт, в программе Пятый Концерт в исполнении автора и оркестра под управлением Стоковского, а потом «Шут», и дирижирует Прокофьев. Стоковский чрезвычайно расхваливает Пятый Концерт и находит его более совершенным, чем Третий.

«Летом в Чикаго открывается большая международная выставка. Стоковский – председатель музыкальной секции и хочет, чтобы я приехал дирижировать… в эту поездку я имел крайне почётные выступления, но чтобы отложить что-нибудь, должен был приехать один; если же он пригласит меня на выставку, то я хочу приехать с женой… Я спрашивал Стоковского, интересует ли его поехать дирижировать в ССР, он ответил, что очень, но не раньше как через год, после того как он кончит с выставкой. Он довольно много играл советской музыки: последнюю симфонию Шостаковича, Двенадцатую Мясковского, которого обожает… Крепко целую тебя, млньк. Получил твоё от 13 января. Теперь скоро увидимся, это предпоследнее письмо, будет ещё одно с „Europa“… Поцелуй Святослава, целую тебя нежно ещё раз. Вдруг(?) к получению этого письма ты будешь уже иметь мою телеграмму о выезде.