Валентина Чемберджи - XX век Лины Прокофьевой

Больше тридцати лет прошло между тем, как я печатала для Лины Ивановны это письмо, и вот оно снова передо мной, – естественно, в копии, – предоставленное мне в числе прочих документов Святославом Сергеевичем и Сергеем Святославовичем Прокофьевыми.

В следующей главе я объясню, как случилось, что это письмо печатала именно я. Это не так уж важно, гораздо удивительнее, что спустя столько лет оно снова передо мной. Я, конечно, не помню точно текста, который я печатала, и мне кажется, что по нему прошлась ещё чья-то опытная не только в грамматике рука, он пестрит штампами и удобоваримыми доводами, написан в лучшем стиле и клише соответствующих организаций. Всё очень тонко. Чего стоит, например, присоединить к слову «интерес» прилагательное «нездоровый», и нужный накал верноподданических чувств достигнут! Также я думаю, что мы вдвоём написали скорее всего черновик письма. Перечитывая письмо теперь, я дивлюсь тому, что в сущности говоря всё в нём – правда. Лина Ивановна и не могла ни говорить, ни писать неправду и никогда не делала этого. Вся эта правда, конечно, совершенно претила нашим органам госбезопасности, и все факты должны были бы, как ни изложи их, вызвать полное раздражение. Но, видимо, имя Прокофьева всё же сыграло свою роль. Так или иначе, вот оно:

«Председателю Комитета Госбезопасности при Совете Министров СССР тов. Ю. В. Андропову

от Л. И. Прокофьевой, персонального пенсионера союзного значения.

Москва, Кутузовский просп. 9, кв. 177

Телефон 243 76 73

Уважаемый Юрий Владимирович!

Обстоятельства заставляют меня обратиться к Вам с просьбой личного характера. Я вдова всемирно известного композитора С. С. Прокофьева. Родилась в Испании в 1897 году. В 1919 году в США я с ним познакомилась и в 1923 году вышла замуж за него в Германии. В Париже у нас родились два сына, в 1924 году Святослав и в 1928 году Олег. В прошлом я певица, училась в Италии, выступала в опере и в концертах мужа в США и многих европейских странах. Когда Сергей Сергеевич задумал вернуться на Родину, я поддержала его решение, и в 1936 году мы всей семьёй приехали в Советский Союз. Тогда же я приняла советское гражданство. Советский Союз стал моей второй родиной, обоих моих сыновей, здесь родились и выросли два моих старших внука. В настоящее время я работаю над архивами С. С. Прокофьева и составлением фототеки композитора.

В 1969 году мой младший сын, Олег Сергеевич Прокофьев, женился на англичанке Камилле Грей, дочери Бейзиля Грея, востоковеда с мировым именем, пожизненного куратора и бывшего хранителя Государственного Британского Музея. Камилла переехала для постоянного жительства в СССР. В 1970 году, в Англии, у них родилась дочь Анастасия. С новорождённой дочкой Камилла вернулась в СССР.

17 декабря 1971 года в Сухуми скоропостижно скончалась жена Олега. Он получил разрешение выехать с маленькой дочкой на похороны своей жены в Англию. В настоящее время он имеет советский паспорт сроком на пять лет. Моя внучка Анастасия живёт у родителей покойной жены Олега.

В начале 1973 года родители Камиллы пригласили меня к себе в Англию. Я подала документы в ОВИР для оформления и получения визы для выезда в Англию сроком на три месяца.

Ответа я ждала почти восемь месяцев (в моём возрасте это немалый срок!) и в конце концов получила отказ. Затем я была на приёме у зам. начальника ОВИРа тов. Золотухина, но мне так и не удалось получить обстоятельных разъяснений о причинах отказа в поездке сугубо личного характера. Мне уже много лет, и мысль, что я могу умереть, не увидев мою внучку и сына, для меня невыносима.

Я не могу примириться с этой жестокой несправедливостью, которая допускается ОВИРом по отношению ко мне.

По своему положению вдовы С. С. Прокофьева я широко известна зарубежной и культурной общественности. Отсутствие разрешения на выезд привлекает нездоровый интерес западных журналистских кругов, а мне хотелось бы избежать скандала, хотя с каждым месяцем всё труднее утверждать, что документы на выезд оформляются.

Отсутствие обоснованных причин отказа для отъезда заставили меня обратиться к Вам с просьбой: разобраться в моём деле и помочь мне получить разрешение на выезд из СССР в Англию сроком на три месяца для свидания с моей внучкой и сыном.

Заранее Вам благодарна, надеясь на внимательное и доброжелательное отношение.

Ю. А. Андропов в кратчайший срок лично распорядился о выдаче Лине Ивановне заграничного паспорта.

Разноцветное видение детства вновь возникло передо мной в шестидесятые годы. Тогда и произошло по существу моё настоящее знакомство с Линой Ивановной Прокофьевой.

Её ждала впереди интересная, относительно спокойная пора жизни в Париже и Лондоне, поездки в Швейцарию, Германию, США, в другие страны, где она будет жить как полноправная вдова Сергея Прокофьева, всеми уважаемая и любимая замечательная женщина. Однако когда мы с ней снова «познакомились», она ещё не знала об этом. Она продолжала жить в Советском Союзе, восстановленная в своих правах, но с острым желанием покинуть страну и вернуться на запад, где она жила до сорока лет. Никаких твёрдых надежд на выезд не было, и на тот момент все её обращения в КГБ с просьбой покинуть СССР оставались безответными.

Про пёстрое видение, исчезнувшее с моего горизонта, я писала вначале. Далее по порядку знакомства с членами этой семьи возникают (о счастье!) встречи с Сергеем Сергеевичем Прокофьевым у нас дома и в Иванове.

О встрече в Иванове я писала уже в своей книге «В доме музыка жила».

Ведь и то, что я пыталась передать в этой книге как детское впечатление 1944 года и нескольких последующих лет, – правда. Мира Александровна казалась идеальной женой, «Привела голубоглазого и сказала „Навсегда“. Если не знать всего, что мне открылось в дальнейшие годы и описано в предыдущих главах, было нетрудно поверить в это.

О встречах в Москве у нас дома у меня остались самые смутные воспоминания. Помню только, как все сидели вокруг старинного овального стола из красного дерева в нашей столовой и отчаянно веселились. Смутные воспоминания остались и о мальчиках – Святославе и Олеге, с которыми я познакомилась во дворе дома на Чкаловской, где они жили. Почему-то они застряли в моей памяти в клетчатых костюмах, ботинках на толстой подошве, в кепках. Может быть, игра воображения: так они должныбыли выглядеть. Помню, однако, что чем-то они решительно отличались от московских мальчишек. Например, из нашего двора. Что ж удивляться? Они родились в Париже, провели там детство, они не были „нашими“.

Меня Святослав и Олег полностью игнорировали по причине непреодолимого в этом возрасте презрения к маленьким девчонкам. Всё же под давлением взрослых и их однолетки, моей троюродной сестры – красавицы Маши (дочери тёти Ляли) – они поиграли со мной несколько раз во дворе их дома на Чкаловской в какие-то игры с мячом.