Валерий Поволяев - Царский угодник. Распутин

Распутин умело поднял стакан со стола — ни одной капли не уронил — вот какой был умелый, а это дело было почище, чем подковать какую-то там блоху, умения надо больше, — поставил себе на левую руку, на тыльную сторону ладони, как на поднос, приблизил к жадному красному рту.

Роза затаила дыхание.

— Йй-эх! — по-цыгански взвизгнул «старец», окунув губы в водку, прижал стакан ко рту ладонью и в ту же секунду, продолжая прижимать стакан пальцами к губам, перевернул его. Водка гулко булькнула, будто попала в гигантский сосуд, Распутин одним глотком одолел её — расправился с сорокаградусной, словно с компотом, водка мигом проскочила в его тренированное нутро, в просмолённый, прокопчённый, прокипячённый, просоленный, закалённый и холодным и горячим желудок. — Йй-эх!

Затем он ловко подкинул стакан в воздух, поймал его, остатки — несколько самых сладких капель — слил себе в ладонь и смочил ими голову, волосатое темя, сунул руку под прядь чёрных жёстких волос, сдобрил шишку — пусть растёт помедленнее и будет поменьше, потом лихо, по-гусарски бездумно поцеловал стакан в «пятую» точку, в задницу бишь... Проговорил довольно:

— Вот так!

Глаза у него пьяно поплыли в разные стороны, были они маслеными, белыми, словно бы в них вообще не имелось зрачков. Раньше зрачки чёрными арбузными семечками прорисовывались в глазах, делали Гришкин взгляд похожим на кошачий, а сейчас их не стало, глаза сделались похожими на бельма. — Знаешь, Розочка, кто меня этому научил?

— Нет.

— Папа, — весело произнёс Распутин и потыкал пальцем в потолок. — Сам!

— Не может этого быть!

— Может! Так раньше пили эти самые... Ну, те, которые с саблями по стенам домов ходили, на балконах безобразничали, бездельничали, скакали на лошадях и спали с кухарками. Ну, эти...

— Не знаю, — простодушно отозвалась Роза.

— Хочешь, я ещё так выпью? — предложил Распутин. — С другим только вывертом, а? А потом спляшу! А?

— Не хочу. — Яркое лицо Розы потемнело, в глазах тихо заплескался испуг.

Распутин принял испуг за неверие, крякнул и вновь потянулся за бутылкой «белого вина», наполнил стакан, поднёс его ко рту, но не сделал стремительного ловкого движения, как в прошлый раз, а медленно накренил, зацепил край стакана зубами и, опустив руку, начал неторопливо запрокидывать голову. Водка привычно, словно дух бестелесный, проскользнула в могучее распутинское нутро. Руки у «старца» были заложены назад, за спину, сплетены в один общий кулак.

Выпив, Распутин резко мотнул головой, и стакан полетел вверх, дорого засверкал своими гранями, будто был отлит из хрусталя, Распутин выбросил перед собой руку, раскрыл её, и стакан опустился ему прямо в ладонь.

— Йй-эх! — привычно выкрикнул он, наклонился к Розе, подбил пальцами чёрную бороду: — Ну как?

Та захлопала в ладоши:

— Браво! Браво!

— Я ещё не то умею, — многозначительно пообещал Распутин, подмигнул Розе одним глазом.

— Какова цель вашего приезда в Москву? — неожиданно сухо, по-деловому полюбопытствовала Роза.

— Эк тебя несёт! — Распутин хмыкнул. — Ты меня спрашиваешь, будто поганый репортёришко из газеты... Ты случайно не в газете работаешь? — Слово «репортёришко» Распутин произнёс не только презрительно, но и простодырно, он никак не мог избавиться от своего чалдонского языка, — «лепортёришко». — А репортёришек у нас более чем положено развелось. Вон, видишь, алкоголик сидит, надрызгался как упырь, уже в разные стороны пополз, не собрать — совсем растёкся, — Распутин брезгливо покосился в сторону пьяного газетчика, — Колькой его зовут, а фамилия — Соедов... Вон ещё один, издателем считается, из жидков, как мой секретарь Симанович, — Катульский Сёмка, тоже не дурак хорошо выпить и сладко закусить, несмотря на своё иудейское происхождение. Читать я его никогда не читал, не знаю, что он за писатель... — Распутин лукавил, он вообще никого и ничего не читал, но за, пишущим народом внимательно следил. — А вот денег мне насовал полный карман. Даром что писака... Или как его... издатель!

Распутин сунул руку в карман своих роскошных бархатных штанов, ухватил кончиками пальцев уголок одной хрустящей бумажки и вытащил её на свет. Показал Розе:

— Во! — Это была новенькая сотенная. — Раз насовал — значит, писаке этому от меня что-то надо. Кроме того, что я ему сегодня уже сделал... Я вообще всем нужен!

Семён Лазаревич Кагульский был редактором газеты «Новости сезона» — издания крохотного, малоприметного, серого, и вёл себя соответственно своему изданию — никак, словом. Но денег Распутину постарался сунуть в карман побольше, поскольку газета Семёну дохода не приносила и зарабатывал он себе на хлеб с маслом другим: поставлял на фронт разную гниль — гнилые портянки, гнилые кальсоны, гнилые шинели, и Гришка по части этих поставок мог быть незаменимым человеком, он мог пробить что угодно и поставлять на фронт что угодно — даже гнилой воздух и гнилой снег. И сшибать при этом из государственной казны фантастические суммы. Сегодня Семён Лазаревич вместе с Распутиным одну такую сделку совершил...

Выпитое распаляло Распутина, ему хотелось совершить Что-нибудь героическое...

Тут Распутин наконец засек, что за столом находится ещё одна женщина, ранее им не замеченная — красивая, с изящными движениями дама аристократической наружности.

— Йй-эх! — ахнул Распутин, освобождаясь от сладостного онемения. — А эта краля откуда взялась? Чтой-то я не видел её до того. И в Москве, оказывается, красивые женщины водятся, не только в нашем, в этом самом... в Петербурге. — Название города, в котором он жил в последнее время, неожиданно начисто выпало у него из головы — «белое вино» действовало здорово. — Чего же я раньше её не видел?

— А раньше её здесь и не было, — сказала Роза.

— Йй-эх! Хороша кобылка! — восхитился Распутин и запнулся — слишком уж резко и откровенно он выражается, а выражаться всё-таки надо «один пишем — шесть в уме», это было любимое арифметическое правило Распутина (впрочем, это единственное правило арифметики, которое он знал, о других «старец» просто не ведал). — Извиняюсь, — помрачнев, произнёс он, наклонился к Розе: — Скажи, а ты эту даму знаешь?

— Нет.

— Где-то я её видел, а где — не помню, — сказал Распутин с озабоченным видом. Ему хотелось показать Розе, что интерес его к даме имеет совсем иной смысл, чем тот, о котором сейчас думает Роза, просто ему интересно вспомнить, где и когда он встречался с аристократкой. — Дырка в голове образовалась, — пожаловался он. — Память совсем отшибленная стала.

Естественно, он врал — он никогда нигде не встречал эту аристократку, видел её в первый раз, и она видела «старца» в первый раз. Он был интересен этой даме, как некое ископаемое, редкое животное, не больше, и другого интереса для неё не представлял. Аристократка эта была шапочной знакомой Анисьи Ивановны — пару раз встречались у портнихи, и всё. Распутин же, увидев аристократку, вообразил, что она так же, как и Роза, предназначена ему, и вообще «старцу» в этот момент казалось, что ему всё дозволено, в том числе и «обжиманцы» с этой женщиной.