Бен-Цион Тавгер - Мой Хеврон

Посещая дом Эди Дрибина, я участвовал в беседах с его друзьями. Мы всегда сходились во мнении, что надо менять положение в Хевроне. Это недопустимо, чтобы евреям был в своей стране запрещен доступ куда бы то ни было («юденрайн»). Ходить с опаской по своей земле — это безобразие и позор. Мы устраивали походы в Хеврон и его окрестности. Шли с оружием, большими группами, смеясь и беседуя, демонстрируя перед арабами присутствие здесь законных наследников праотца Авраама, которому Всевышний завещал эту землю.

Мы ходили по базару, посещали магазины — пусть арабы видят, что нас много, что мы можем встать на защиту любого из наших. На фоне физически крепких парней и девушек я выглядел, естественно, пожилым. Несмотря на это, вполне вписывался в их компанию — ходил наравне с ними по горам, случалось, бегал, не отставая от молодых.

Как возникла необходимость в должности сторожа на древнем хевронском кладбище?

Я уже рассказывал, что у Сары Нахшон умер ребенок. Семья решила похоронить его именно здесь. Это был уже второй случай смерти в Кирьят-Арба. Первым, несколько лет назад, умер старик по фамилии Бен-Хеврон, проживший чуть ли не сто лет. Судя по его фамилии, он крепко был связан с этими местами: родился в Хевроне, жил в еврейском квартале возле синагоги «Авраам-авину». Уцелел и спасся во время погрома 1929 года. После Шестидневной войны семейство Бен-Хеврон поселилось в Кирьят-Арба. Вернее сказать — вернулось вместе с престарелым отцом. Когда он скончался, военная администрация не позволила похоронить его в Хевроне, на кладбище предков. Погребли его в Иерусалиме.

И вот возник тот же вопрос — семейство Нахшон хочет похоронить ребенка в Хевроне. На это полагалось иметь разрешение. Было ясно, что разрешения не дадут, даже просить об этом было бессмысленно.

— Живым здесь не дают возможности жить спокойно. Так пусть мой ребенок положит начало еврейскому присутствию в Хевроне! — решительно заявила убитая горем Сара.

Семейство Нахшон отличалось упорством. Они вообще не спрашивали ни на что разрешения. Когда у Сары родился сын, она сделала ему обрезание в Меарат га-Махпела. Втайне от военного губернатора.

Разрешение на похороны запросило руководство Кирьят-Арба. Последовал отказ. Более того, в Кирьят-Арба были вызваны дополнительные армейские части, установившие посты на всех дорогах, ведущих к кладбищу.

Сара не стала ждать развития событий, а взяла на руки труп ребенка, прошла окольной тропой и вышла из Кирьят-Арба через задние ворота. Солдаты же находились у центральных ворот, ожидая процессию.

Когда Сару с ребенком обнаружили на кладбище, тут же сообщили военному губернатору. Тот в панике запросил по рации министра обороны: «Что делать? Можно ли применять силу против матери, стоящей у открытой могилы с мертвым ребенком на руках?!».

Шимон Перес дал двусмысленный ответ:

— Силу не применять! Разрешения на похороны не давать!

И Сара похоронила своего ребенка у входа, на самом краю кладбища.

С этого дня на кладбище установили дежурство. Несколько недель добровольцы из Кирьят-Арба охраняли свежую могилу, чтобы, не дай Бог, ее не осквернили.

В эти самые дни Эди Дрибин и предложил мне работу в своей охранной команде.

Каждое утро, в половине восьмого, мы собирались на центральной площади Кирьят-Арба, и Эди назначал людей на объекты. Меня он посылал на кладбище, чем я вполне был доволен, поскольку это было связано с кое-какими моими планами.

Как правило, он назначал на кладбище двоих. Из соображений элементарной безопасности: кладбище далеко, в другом конце Хеврона. Идти предстояло пешком через весь Хеврон, узкими улочками, переулками, чтобы лишний раз продемонстрировать еврейское присутствие в кишащем арабами городе. Поэтому вдвоем мы чувствовали себя уверенней, да и веселее.

Моим постоянным напарником стал Шалтиэль. Определенных обязанностей у нас не было, только сторожить кладбище, приходить утром и возвращаться к вечеру. Ночью там никого не было, и если бы кто-то захотел набезобразничать, то мог это сделать беспрепятственно.

Формально сторожем числился араб по имени Хусейн. Военная администрация платила ему зарплату. Но в чем заключалась его работа — сказать не берусь. Так это было до тех пор, пока Сара Нахшон не похоронила своего ребенка. Пришли мы, сторожа-евреи, стали здесь наводить порядок.

Картина, представшая нашему взору, была ужасной. Надгробные плиты были свалены, разбиты. Арабы использовали их для своих строительных нужд. Большая часть территории была занята под огороды и виноградники. На ашкеназском участке были высажены фруктовые деревья.

Сам сторож Хусейн собирал здесь обильный урожай. Как только мы пришли, сразу же дали ему понять, что деревья на еврейских могилах больше расти не будут.

Первым делом мы выкорчевали весь виноградник. Сторож Хусейн, восседая на стуле, хмуро наблюдал за нами своим единственным глазом. Взгляд Хусейна выражал смешанные чувства, но он молчал.

Затем мы спилили весь фруктовый сад на ашкеназской части. Инициатором и главным исполнителем был Шалтиэль. Он принес пилу и принялся за работу. (Тогда я еще не знал, что он замечательный столяр; несколько лет спустя я заказывал у него мебель и убедился в этом.) Я тоже брался пилить, но быстро уставал, и дело у меня шло туго. Несмотря на это, работа мне доставляла удовольствие. Вспомнилось детство: когда-то в родительском доме мы строили сарай, погреб, и я орудовал пилой. Теперь пришлось учиться этому заново.

Кладбище было границей Хеврона, его юго-западной окраиной. Время от времени мы с Шалтиэлем совершали вылазки в окрестности, уходя с каждым разом все дальше и дальше. Военных постов ни на кладбище, ни за его пределами не было. Евреи вообще не ходили так далеко.

Мы заходили в арабские дома и дворы. Тут мой напарник был незаменим. Немного владея арабским, он запросто вступал в разговор, легко заводил знакомства. Был остроумен, шутил, всегда находил интересную тему для разговора.

То он искал виноград для покупки, то предлагал продать какие-то вещи. Торговля как таковая почти не велась, зато был повод для знакомства. Мало-помалу все привыкли, что здесь гуляют евреи, и это арабов не удивляло.

Часто мне приходилось слышать от поселенцев в Кирьят-Арба, что Шалтиэль «человек несерьезный, нельзя на него полагаться». Сам Эди Дрибин не раз и не два предлагал мне взять в напарники человека, который бы «соответствовал моему интеллекту». Тогда я в шутку осведомлялся, не ведет ли он переговоры с Ювалем Неэманом? Всем этим советам и нашептываниям я не придавал значения. Меня вполне устраивало общение с человеком приятным, полезным, в высшей степени легким.