Арнольд Гессен - «Любовь к родному пепелищу…» Этюды о Пушкине

Среди всех этих замечательных людей эпохи юный, блистательный Пушкин, сосланный на юг России за свою «Вольность», за «Деревню», за то, что на портрете парижского ремесленника Лувеля, убившего герцога Беррийского, сделал надпись «Урок царям» и с этим портретом в руках демонстративно появился в партере Большого театра.

Со слов бабушки, Александры Ивановны Давыдовой, и многочисленных братьев и сестер матери Е. В. Переслени рассказывает в письме к сыну о жизни Каменки в начале двадцатых годов прошлого столетия.

Молодежь жила в то время во флигеле, на месте которого позже вырос большой сохранившийся до наших дней «временный» дом. Останавливаясь в большом доме, Пушкин не мог там работать – слишком шумным было юное окружение Екатерины Николаевны. Поэт предпочитал уединяться в окруженном небольшим садом «сереньком домике».

Посреди большой комнаты домика стоял бильярд, вдоль стен – шкафы с книгами. Здесь в беседах и политических спорах члены тайного общества часто засиживались до рассвета. Каменка была в то время одним из значительных центров умственной жизни на юге России. Здесь выковывалось мировоззрение будущих декабристов, приведшее к восстанию 14 декабря 1825 года.

Никто в сереньком домике не мешал Пушкину, а старый слуга охранял его покой. И никого не допускал к нему, чтобы не отрывать поэта от работы. Это был очень преданный Давыдовым типичный слуга той эпохи. Когда его посылали посмотреть, что показывает термометр, а ртуть стояла на нуле, он возвращался и громогласно объявлял:

– Нема градуса…

Пушкин работал здесь и позже, он писал своему лицейскому товарищу и близкому другу А. А. Дельвигу:

«Что до меня, моя радость, скажу тебе, что кончил я новую поэму «Кавказский пленник», которую надеюсь скоро вам прислать. Ты ею не совсем будешь доволен и будешь прав; еще скажу тебе, что у меня в голове бродят еще поэмы – но что теперь ничего не пишу. Я перевариваю воспоминания и надеюсь набрать вскоре новые; чем нам и жить, душа моя, под старость нашей молодости, как не воспоминаниями?»

«Под старость нашей молодости»… Пушкину шел тогда лишь двадцать второй год…

Поэму «Кавказский пленник» он посвятил гостившему вместе с ним в Каменке своему близкому другу Н. Н. Раевскому-сыну. В посвящении к поэме юный Пушкин ярко отразил свои тогдашние настроения:

Новые поэмы, которые «в голове бродили еще», – это «Гаврилиада», «Братья-разбойники» и «Бахчисарайский фонтан», написанные вслед за «Кавказским пленником».

Пушкин зажился в Каменке… Друзья не хотели отпускать его и писали в Кишинев его начальнику, генералу Инзову, что поэт болен и не может выехать. Добрый и благожелательный Инзов – «Инзушка», как ласково называл его Пушкин, просил, «не позволить ему предпринять путь, доколе не получит укрепления в силах».

Три месяца после этого поэт еще «укреплялся в силах» и работал в сереньком домике, а Василий Львович каждый раз по уходе поэта запирал двери домика, чтобы никто из прислуги не тронул небрежно разбросанных поэтом листков с набросками и стихами…

Помимо серенького домика, с именем Пушкина связан и сохранившийся в Каменке искусственный грот. На фронтоне его надпись из Рылеева: «Нет примиренья между тираном и рабом».

Пушкин любил отдыхать в нем и любоваться открывавшейся отсюда панорамой окрестностей Каменки. В гроте часто собирались для бесед члены тайного общества. Все стены его испещрены были надписями и стихотворениями Пушкина и декабристов. Их позже оштукатурили, и навсегда скрылись от нас эти одухотворенные отзвуки былой Каменки.

До наших дней сохранился в Каменке и другой памятник старины, связанный с пребыванием в нем декабристов и их предателя унтер-офицера И. В. Шервуда. Это старая водяная мельница на берегу Тясмина. Колес и других мельничных принадлежностей в ней нет. Она давно уже не действует. Построенная на каменном фундаменте из кирпича и оштукатуренная, она напоминает какую-то башню, выделяясь своей необычной для наших дней архитектурой и угрюмым молчанием, среди шума и движения протекающей здесь новой жизни. Незадолго до восстания мельница эта остановилась и потребовала ремонта. Знакомый командир полка предложил А. Л. Давыдову, брату декабриста, взять у него на время унтер-офицера Шервуда, хорошо сведущего в мельничном деле. Давыдов поблагодарил, забрал с собою Шервуда и привез в Каменку.

Шервуду это пришлось как нельзя более кстати. Родом англичанин, сын механика, выписанного в Россию Павлом I для службы в Александровской мануфактуре, он получил хорошее домашнее образование.

Поступив на службу, Шервуд сумел войти в круг офицеров и, вращаясь в их среде, осведомился о существовании тайного общества. Он решил сделать на этом карьеру и через одного своего знакомого донес об этом Аракчееву.

Специально присланный за ним фельдъегерь доставил его 12 июля 1825 года в Грузино, резиденцию временщика, и через несколько дней Шервуд был принят в Каменноостровском дворце императором Александром I.

После доноса Шервуд снова оказался в Каменке, сумел втереться в доверие к Давыдовым и посещавшим Каменку декабристам. Постоянно заглядывая в большой дом, он все выслеживал и подслушивал.

Особенно сблизился Шервуд с декабристом Ф. Ф. Вадковским. Тот настолько доверял ему, что поручил однажды отвезти в Васильков письмо к С. И. Муравьеву-Апостолу… Это переданное Вадковским Шервуду конспиративное письмо оказалось в руках императора Александра I.

Был еще такой случай. Около мельницы как-то купались В. Давыдов, Пестель, Бестужев-Рюмин и Поджио. Все они были членами тайного общества. Шервуд возился в это время на мельнице, но они не видели его, думали, что они одни, и вели свободный разговор. Зашла речь о предстоящем перевороте, и Пестель заметил, что если убить Александра I, то останется наследник и вся царская фамилия и стоящая перед членами тайного общества цель не будет достигнута.

Юный, горячий Бестужев-Рюмин отозвался на это:

– Ну, так что же, тогда надо убить всю царскую фамилию!..

Шервуд все это слышал и сообщил в Петербург.

Покинув Каменку, Шервуд заехал по пути в Ахтырку, к Вадковскому. Полностью доверяя предателю, Вадковский принес свою скрипку и на глазах Шервуда извлек из футляра полный список членов Северного и Южною тайных обществ.

Шервуд решил выкрасть список. Ночью, когда Вадковский уснул, он оделся, вынул из футляра список, тихонько вышел из комнаты, распорядился запрячь лошадей и поскакал к Аракчееву в Грузино, и оттуда к Александру I, который в это время выехал на юг и, заболев в пути, остановился в Таганроге.