Леонид Млечин - Кремль-1953. Борьба за власть со смертельным исходом

1 апреля Берия информировал товарищей по президиуму ЦК, что «дело врачей» — «от начала и до конца является провокационным вымыслом бывшего заместителя министра государственной безопасности Рюмина». Предложил: всех арестованных немедленно освободить из-под стражи, сфабриковавших это дело бывших работников МГБ привлечь к уголовной ответственности и «рассмотреть вопрос об ответственности бывшего министра государственной безопасности СССР т. Игнатьева С.Д.».

2 апреля Берия отправил в ЦК записку о реальных обстоятельствах убийства художественного руководителя Государственного еврейского театра народного артиста СССР Соломона Михайловича Михоэлса. Провести расследование не составило труда. Насмерть перепуганные участники убийства все выложили на первом же допросе. Оправдывались: это же было личное поручение товарища Сталина!..

3 апреля президиум ЦК реабилитировал арестованных по делу «врачей-убийц». Лаврентий Павлович приказал их немедленно выпустить на свободу. Принял в своем кабинете:

— Комиссия разобралась в вашем деле. Это дело рук врагов народа, ныне разоблаченных. Вы реабилитированы и будете доставлены домой.

Это происходило в ночь с третьего на четвертое апреля. Никто из врачей даже не знал, что Сталин умер.

Президиум ЦК постановил:

«Предложить бывшему министру государственной безопасности СССР т. Игнатьеву С.Д. представить в Президиум ЦК КПСС объяснение о допущенных Министерством государственной безопасности грубейших извращениях советских законов и фальсификации следственных материалов. Ввиду допущения серьезных ошибок в руководстве бывшим министерством государственной безопасности СССР признать невозможным оставление Игнатьева С.Д. на посту секретаря ЦК КПСС».

Но это было лишь начало.

4 апреля Берия подписал приказ по министерству «О запрещении применения к арестованным каких-либо мер принуждения и физического воздействия»:

«Установлено, что в следственной работе органов МГБ имели место грубейшие извращения советских законов, аресты невинных советских граждан, разнузданная фальсификация следственных материалов, широкое применение различных способов пыток — жестокие избиения арестованных, круглосуточное применение наручников на вывернутые за спину руки, продолжавшееся в отдельных случаях в течение нескольких месяцев, длительное лишение сна, заключение арестованных в раздетом виде в холодный карцер.

По указанию руководства бывшего министерства государственной безопасности СССР избиения арестованных проводились в оборудованных для этой цели помещениях в Лефортовской и внутренней тюрьмах и поручались особой группе специально выделенных лиц из числа тюремных работников с применением всевозможных орудий пыток. Такие изуверские «методы допроса» приводили к тому, что многие из невинно арестованных доводились следователями до состояния упадка физических сил, моральной депрессии, а отдельные из них до потери человеческого облика.

Пользуясь таким состоянием арестованных, следователи-фальсификаторы подсовывали им заблаговременно сфабрикованные «признания» об антисоветской и шпионско-террористической работе».

Берия запретил пытки в органах госбезопасности. Революция! Но пересмотрены были только дела последнего времени, к которым Лаврентий Павлович не имел отношения. О других несправедливо арестованных он не вспоминал.

Сообщение МВД о реабилитации «врачей-убийц», напечатанное «Правдой» 4 апреля 1953 года, произвело на страну огромное впечатление. Первое публичное признание в том, что органы госбезопасности совершают преступления. Напряжение в обществе разрядилось. Мрачная атмосфера, сгустившаяся в последние месяцы жизни Сталина, рассеялась. Именно в те дни появились ростки того, что потом, используя название известной повести Ильи Григорьевича Эренбурга, назовут «оттепелью».

После ареста Берии эти газетные сообщения товарищи по партийному руководству поставят ему в вину: дело врачей прекратили, но зачем же об этом писать, подрывать авторитет партии и органов? На пленуме ЦК после ареста Берии это скажет новый секретарь ЦК Николай Николаевич Шаталин:

— Взять всем известный вопрос о врачах. Как выяснилось, их арестовали неправильно. Совершенно ясно, что их надо освободить, реабилитировать, и пусть себе работают. Нет, этот вероломный авантюрист добился опубликования специального коммюнике Министерства внутренних дел, этот вопрос на все лады склонялся в нашей печати и так далее… Ошибка исправлялась методами, принесшими немалый вред интересам нашего государства. Отклики за границей тоже были не в нашу пользу.

Разоблачениями были крайне недовольны сотрудники госбезопасности. Они не понимали: чем им теперь заниматься, если прекратятся политические дела?..

Но пока что все происходит стремительно. Лаврентий Павлович активен, энергичен и напорист. Товарищи по руководству хлопают глазами и послушно голосуют за предложения Берии. Ни возразить, ни оспорить его идеи они не смеют.

Разоблачение преступлений ведет к поиску виновных.

6 апреля «Правда» поместила передовую «Советская социалистическая законность неприкосновенна». Названо имя бывшего заместителя министра госбезопасности полковника Рюмина: «Презренные авантюристы типа Рюмина сфабрикованным или следственным делом пытались разжечь в советском обществе… глубоко чуждые социалистической идеологии чувства национальной вражды. В этих провокационных целях они не останавливались перед оголтелой клеветой на советских людей. Тщательной проверкой установлено, например, что таким образом был оклеветан честный общественный деятель, народный артист СССР Михоэлс».

7 апреля «Правда» сообщила, что Игнатьев — больше не секретарь ЦК.

Изменившиеся настроения верхов чуткий к переменам идеологический аппарат понял правильно: разом прекратились нападки на «космополитов». Пошли разговоры о пользе творческих дискуссий. Михаила Зощенко вновь приняли в Союз писателей.

Думать, что все Берию ненавидели, неверно. Когда освободили «врачей-убийц», один из создателей атомной и водородной бомбы трижды Герой Социалистического Труда академик Яков Борисович Зельдович не без гордости сказал другому трижды Герою академику Андрею Дмитриевичу Сахарову:

— А ведь это наш Лаврентий Павлович разобрался!

Такие настроения возникли среди тех, кто с ним работал над атомным проектом: «Лаврентий Павлович — защитник и опора».

«Когда ему было нужно, — вспоминал Меркулов, — он мог показать себя хорошим товарищем, внимательным и чутким. Берия старался это делать в отношении своего ближайшего окружения, понимая, что от того, как будет работать его окружение, зависит его собственная судьба».