Вадим Арбенин - Предсмертные слова

Великий лохматый гитарист-сказочник КУРТ КОБЕЙНвыстрелил себе в рот из ружья, вернее, из крупнокалиберной винтовки «ремингтон» 11-ой модели, но предсмертную записку всё же оставил. В ней много сумбура и чуши, написана она двумя разными почерками, и лишь последние слова: «Мир, любовь, наилучшие пожелания… Я ЛЮБЛЮ ВАС, Я ЛЮБЛЮ ВАС», несомненно, принадлежат Кобейну. Многие считают, что Курт не мог выстрелить себе в рот из такой тяжёлой винтовки. Вот Хемингуэй мог и Щёлоков мог, а Кобейн не мог. Смешно! Другие уверены, что он по-прежнему жив и по сей день и наслаждается райским покоем где-нибудь на Таити в компании Элвиса Пресли, Джона Леннона и Мэрилин Монро.

На другой день после Пасхи, вернувшись из караула, девятнадцатилетний поручик Измайловского полка и доморощенный философ ПЁТР ВАСИЛЬЧИКОВ,наскучив собственной жизнью и даже не спустившись к семейному ужину, написал карандашом по-французски, крупно и ровно: «Когда ты — ничто и надежда потеряна, жизнь — позор, а смерть — долг». Потом дрожащей рукой всё же дописал уже по-русски: «Скорее, пора отправляться в путь». Засим взвёл курки пистолета, подвёл его к виску, и тут грохнул выстрел.

Первая жена Маршала Будённого НАДЕЖДА ИВАНОВНА,вернувшаяся домой из театра с весёлой, подгулявшей в ресторане компанией, и сама подшофе, увидела на столике в прихожей пистолет мужа и взяла его в руки: «Смотри, Семён!..» — «Положи! Он заряжен!» — закричал маршал, который в это время снимал сапоги. «А я — боевая, я умею обращаться с оружием», — ответила ему полуграмотная донская казачка, служившая при муже медсестрой в Первой Конной Армии, и, приложив «вальтер» к виску, игриво и театрально воскликнула: «А я сейчас, Семён, застрелюсь!» И ведь застрелилась же! Пистолет действительно был заряжен, заряжен боевыми патронами, и один был уже загнан в ствол.

Популярная французская певица ДАЛИДА (ДАЛИЛА ДЖИЛИОТТИ),по прозвищу Чёрный тюльпан и Чёрная вдова, забралась в огромную свою кровать у себя дома, в шикарном парижском особняке на улице Аршан, 11-бис, написала записку: «Далее жить нестерпимо. Простите меня. Далида», высыпала в рот горсть таблеток снотворного и запила их своим любимым напитком — виски — и была такова.

В посмертной записке ДЖОРДЖА САНДЕРСА,русского по происхождению, уроженца Санкт-Петербурга, который смог воплотить на экране образ английского злодея и законченного грубияна, содержалось обращение к миру: «Дорогой мир, я ухожу, потому что мне скучно. Я чувствую, что прожил вполне достаточно. Я оставляю тебя со всеми твоими заботами в этой сладкой выгребной яме. Всего хорошего!» И выпил пять пузырьков снотворного.

СЕРГЕЙ ЛЕГАТ,замечательный актёр, педагог и балетмейстер, прежде чем покончить с собой, всю ночь бредил и кричал на жену: «Я поступил как Иуда по отношению к своим друзьям. Какой грех будет меньшим, Мария, в глазах Господа: если я убью тебя или себя?» Утром он принял решение и перерезал себе горло. Это случилось вскоре после Кровавого воскресенья, 9 января 1905 года, когда во время всеобщей стачки в Петербурге не вышли на работу даже артисты Императорского Александринского театра. Жена Легата заставила его подписать петицию, в которой руководство театра осуждало зачинщиков забастовки.

«Эй ты!» — игриво крикнул полупьяный товарищ Сталин своей жене НАДЕЖДЕ СЕРГЕЕВНЕ АЛЛИЛУЕВОЙза праздничным столом в Кремле и бросил в неё скатанный из хлебного мякиша шарик. «Не смей мне „эй тыкать“»! — резко ответила ему Надежда, поднялась и ушла из шумной компании. По дороге домой её нагнала Полина Жемчужина, жена Вячеслава Молотова, и попробовала успокоить её. «Полина, со мной, правда, всё в порядке, — сказала ей Надежда. — Спасибо». И это были последние услышанные от неё слова. Дома, в спальне, она достала припрятанный на всякий случай маленький дамский пистолет «вальтер» и выстрелила себе в сердце.

«Подожди же, пока я напишу родным своё последнее прости», — попросил величайший оратор древней Греции ДЕМОСФЕНнекоего Архия, бывшего комедианта, ставшего наёмным убийцей. Он вытащил из-под тоги навощённую табличку, послюнявил отравленный стилос, словно бы собираясь писать, и ждал действия яда. «Поторопись, поторопись!» — подгонял его ничего не подозревавший Архий. Почувствовав приближение смерти, Демосфен ответил актёру: «Теперь ты смело можешь играть Креона и выбросить мой труп непогребённым». С этими словами он привстал, сделал несколько шагов и со стоном упал. Всё было кончено. (Креон — герой драмы Софокла «Антигона», запретивший хоронить труп убитого Полиника).

«Если бы я знала, я бы повесилась», — сказала перед смертью НИНОН де ЛАНКЛО,первая красавица Парижа и хозяйка самого изысканного интеллектуального салона на улице Турнель. «Но я не знала». Пылкая куртизанка, которая никогда не принимала ни денег, ни подарков от своих бесчисленных любовников, которая считала любовь лишь прихотью тела, которая жила для любви, но не любовью и которая показывала мужчинам рай, но не впускала их туда, она умирала в полном сознании. Говорили, что в свои девяносто лет «царица куртизанок» была столь же хороша и свежа, как и в двадцать семь, когда некий «чёрный человек» предрёк ей вечную красоту и молодость. В последний свой час она позвала нотариуса и приказала ему вписать в подготовленное уже завещание ещё одну строчку — отказать 2000 ливров десятилетнему мальчику Франсуа-Мари Аруэ, в будущем великому Вольтеру. Потом повторила: «Если бы я знала, что это всё так кончится, я бы повесилась. Но я не знала». Улыбнулась и навсегда закрыла синие глаза. Чего она не знала? Что доживёт до столь преклонного возраста?

Свой последний день, 12 декабря 1792 года, ДЕНИС ИВАНОВИЧ ФОНВИЗИНпровёл в обществе Ивана Дмитриева, Николая Карамзина и Гаврилы Державина, в доме последнего. Он не вошёл — его почти внесли на себе два юных офицера: великий комедиограф не владел одной рукой, равно и одна нога одеревенела. Но разговор не замешкался. «Знаете ли вы моего „Недоросля“? — вопрошал Фонвизин мэтров российской словесности, полулёжа в больших креслах. — Читали ли „Послание к Шумилову“? „Лизу Казнодейку“? Мой перевод „Похвального слова Марку Аврелию“?.. А как вам нравится „Душенька“ Богдановича? Не правда ли, прелестна? А я привёз показать Державину мою новую комедию „Гофмейстер“». И после чтения отбыл домой, немало собой довольный. «Мы расстались с Фонвизиным в одиннадцать часов вечера, — вспоминал Дмитриев. — А наутро автор „Недоросля“ и „Бригадира“ был уже во гробе!»

УОЛТ УИТМЕН,словами и именем которого открываются «Последние слова», их и закрывает. Прикованный к постели, парализованный, умирающий от старости поэт и грезил поэтическими образами, образами Дикого Запада: «Эти города… они подобны кораблям в море… Орлиный Хвост, Койот, Агат, Кит Карсон… тучные стада и ковбои… с горящими, как у ястреба, глазами… с потемневшими от загара лицами… всегда в седле, скачущие во весь опор… бросивши поводья и болтая в воздухе растопыренными руками…»