Игорь Ефимов - Джефферсон

— Надеюсь, эта победа убедит Францию, что с американцами стоит заключить военный союз против Британии.

— В качестве союзников генерал Бергойн использовал индейцев. Им было обещано вознаграждение за каждого пленного американца. Но они вместо пленных приносили скальпы и уверяли, что снимали их с пленников, пытавшихся бежать. Не исключено, что жертвами этой охоты становились также канадцы, французы и даже британцы.

— Обмануть белокожих у индейцев считается не только не постыдным, но скорее почётным проявлением хитроумия.

— Ещё в конце лета мне довелось услышать трагическую историю. Индеец племени вайандотов по имени Пантера принёс в лагерь Бергойна пышный пучок чёрных волос. Он требовал награду, но свидетели изобличили его и показали, что скальп снят с убитой невесты британского лейтенанта, находившегося в том же лагере. Индейца схватили, судили военным судом, приговорили к повешению. Однако помощник Бергойна объяснил ему, что если Пантеру повесят, все индейцы покинут лагерь. Перед надвигающимся сражением с американцами генерал не мог остаться без союзников, составлявших чуть ли не треть его армии. Негодяя пришлось отпустить.

— Наши поселенцы на западной границе рассказывают страшные истории о жестокости индейцев. Пленника связывают, вспарывают живот и начинают вытягивать внутренности у живого. Сдирают кожу, отрубают конечности по кускам. Любят пытать детей на глазах у матерей. А ведь нам с вами в ассамблее придётся сочинять правила, регулирующие отношения также и с краснокожими. В какие законы можно вписать подобную меру дикости, какими наказаниями карать за неё?

К обеду Марта спустилась принаряженная, в платье с кружевной отделкой, которое в последний раз надевала на свадьбу сестры. Янтарная брошь украшала её корсет, завитые локоны, покачиваясь, слегка касались подрумяненных щёк. Она оживлённо начала расспрашивать гостя о его семье и детских годах, и у Джефферсона мелькнула надежда, что вязкое облако сегодня хоть ненадолго выпустит её из плена.

— Да, я рос старшим в толпе братьев и сестёр, но всегда страдал из-за маленького роста. Представьте, как это обидно! Братья, которых ты ещё недавно мог повалить или обогнать, через несколько лет вдруг становятся выше и сильнее тебя… Поневоле начнёшь состязаться с ними там, где тебе ещё светит надежда на победу, — в учёбе…

— …Нет, образование получил не в Уильямсберге. Считалось, что климат там слишком сырой и моему слабому организму не будет спасения от лихорадки. Меня послали в Принстон… О, Нью-Джерси не зря называют Садовой колонией… Да, родители мои живы, растят обильное потомство в нашем поместье в Монпелье. Это недалеко отсюда, в графстве Орандж…

Марта слушала рассказы гостя с неподдельным интересом, роняла одобрительные замечания, изумлялась, восхищалась, сочувствовала. Давно уже Джефферсон не видел её такой радостно-возбуждённой, такой приветливой и доверчивой. Она снова стала похожа на ту чаровницу, которая со страстью защищала от него Елену Троянскую на балу в Уильямсберге — сколько? Неужели уже восемь лет назад?

— …Нет, сам я ещё не женат, — продолжал Мэдисон. — Хотя в студенческие годы был влюблён в сестру однокурсника, делал ей предложение… Увы, моя избранница объявила, что ценит меня, но решила никогда не выходить замуж, потому что в Виргинии оставаться незамужней — это единственная возможность для женщины сохранить независимость и интеллектуальную свободу.

— Какое заблуждение! — воскликнула Марта. — Эта девушка сама не знает, чего она лишила себя. Если бы она ответила вам «да», ее дни проходили бы в самых увлекательных занятиях. На рассвете она раздавала бы задания служанкам. Потом кормила завтраком детей и мужа. Потом надзирала за штопкой и стиркой простыней и одежды. Потом — за изготовлением мыла и свечей. За два часа до обеда ей нужно было бы спуститься на кухню и прочесть кухарке из поваренной книги подробные инструкции готовки всех блюд. Озаботиться доставкой воды, потому что колодец в горах имеет привычку пересыхать в самый неподходящий момент. Разобрать ссору управляющего с женой, закупить в деревне масла и яиц, творога и молока, и так далее, и так далее, и так далее.

Джефферсон понимал, что Марта — скорее всего — просто без запинки описывала свой сегодняшний день. Однако в её сарказме не было ни горечи, ни раздражения, а вернувшаяся улыбка превращала обвинительную речь в милый домашний фарс. Порой он и сам напоминал себе, как нелегко жене было жить в вечно достраивавшемся и переделываемом доме, как раздражали строительная пыль, стук молотков, капающая с потолка вода. Это только у него перед глазами всегда стояла сияющая картинка их будущего дворца, помогавшая забывать о временных недоделках и неустройстве. Ей же приходилось терпеть их день за днём, а прятаться от них в мире фантазий она не умела. Или не хотела.

После обеда мужчины уединились в кабинете. Им нужно было обсудить стратегию предстоящей борьбы в законодательной ассамблее. Для обоих учреждение веротерпимости в колонии представлялось первоочередной задачей. Никакого обложения налогами в пользу установленной государством Церкви — с этим они были согласны. Но готовы ли другие делегаты к идее полного отделения религии от светской власти?

— У нас в Виргинии число сектантов уже сильно превышает число прихожан епископальной церкви, — говорил Мэдисон. — Скоро придётся защищать англикан от преследований со стороны пресвитериан и баптистов. Недавно мне довелось читать жалобы англиканского священника. В его церковь бесчинствующие пресвитериане являлись с собаками и устраивали собачьи бои посреди службы. Жалобы в городскую управу не помогали, потому что сидящие там чиновники покрывали своих единоверцев. В другой раз у него украли облачение, и какой-то человек, переодевшись в него, нанёс визит проститутке. Местные газеты раздули историю о развратном служителе Божьем.

— Англиканская церковь доминировала в колониях целое столетие и разучилась бороться за сердца верующих. Теперь ей придётся состязаться с другими вероисповеданиями за человеческие души. Будем надеяться, что это пойдёт ей на пользу.

Беседа двух виргинских законодателей затянулась до сумерек. Мэдисон хотел ещё навестить родственников в Шарлоттсвилле, поэтому уехал, не дожидаясь полной темноты. Проводив его, Джефферсон вернулся в кабинет, принялся сортировать свои заметки и рекомендации. Наутро ему предстоял отъезд в Уильямсберг, он хотел пуститься в дорогу пораньше.

Дом затихал.

В столовой раздались детские шаги, зазвенел голосок Пэтси, и домашний попугай Шедуэлл ответил ей скрипучим возгласом: «В добрый путь!» Вошёл Юпитер с ворохом подушек и простыней, застелил диван. Вздохнул неизвестно чему, ушёл.