Станислав Ваупшасов - На тревожных перекрестках - Записки чекиста

Завершал приказ грозный лозунг военной поры: "Смерть немецко-фашистским захватчикам!"

- Смерть! Смерть! - раздались возгласы бойцов и командиров.

Лес ответил раскатистым эхом.

На праздник я дал всему личному составу как следует отдохнуть, а 8 ноября мы устроили партийное собрание. Хотя отряд давно стал объединенным, но парторганизаций у нас все еще было две, и настала пора слить их в одну. Повестка дня была такая:

1. Выборы партийного бюро.

2. Прием в партию.

3. Отчет о проделанной работе отряда.

Присутствовали 32 члена партии и 16 кандидатов. Председателем собрания выбрали меня, секретарем - политрука Сермяжко.

Выборы партбюро прошли быстро и слаженно. Коммунисты были единодушны в выдвижении кандидатов и голосовании. Секретарем бюро вновь стал Николай Кухаренок, членами бюро выбрали Кускова, Сермяжко и меня.

Перейдя ко второму вопросу, президиум стал зачитывать заявления вступающих. Среди них было заявление лейтенанта Усольцева: "Прошу первичную партийную организацию принять меня в члены ВКП(б), обязуюсь быть искренним коммунистом, обязуюсь беспрекословно выполнять все распоряжения партийных органов. В боях за дело любимой Родины буду биться с фашистскими захватчиками до полного их уничтожения. Для дела партии в любую минуту готов отдать жизнь. Константин Усольцев".

Выступавшие говорили о Косте как о храбром командире, подкрепившем свой кандидатский стаж отличными боевыми делами. Перечислили успешные диверсии, которыми он руководил, вспомнили недавний разгром эсэсовской роты. Лучшей политической характеристики не придумаешь, двух мнений быть не могло, и собрание единогласно приняло лейтенанта в члены партии.

Второе заявление принадлежало лейтенанту Ивану Любимову, вступившему в наш отряд весной. Это был тот самый окруженец, который буквально заставил меня зачислить его и потом отличился в рельсовой войне. Он просил принять его кандидатом в члены ВКП(б), но с ним дело обстояло сложнее, поскольку человек побывал в плену. Я предварительно беседовал с Иваном и дал ему партийную рекомендацию. Когда на собрании послышались реплики "плен, плен", мне пришлось подняться и сказать:

- Товарищи коммунисты, одно это слово еще ни о чем не говорит: в плен попадают по-разному и держатся в плену тоже по-разному. Пусть Любимов, рассказывая свою биографию, подробно осветит собранию этот вопрос, чтобы никаких неясностей не оставалось.

Любимов очень волновался, с трудом подбирал слова. Начал он так:

- Вся жизнь моя связана с партией, а я до сих пор еще не в ее рядах... В начале войны в своем полку собрал необходимые документы, задумал подать заявление... Шли тяжелые бои, враг навалился огромной силой, мы отступали. Меня ранили, попал в плен.

Лейтенант перевел дух и продолжал высоким звенящим голосом:

- Не буду приводить подробности про лагерь военнопленных. Наслушались вы про это немало. Относились к нам, как к скотине. Хуже! С первого дня я стал думать о побеге, строить планы. Ничего пока не получалось, товарищи, и рана болела, и ослаб я страшно. Как и все другие... А тут гады-охранники чего придумали себе на потеху: стали пленных овчарками травить. Травят наших парнишек и от хохота помирают. Я и сказал тогда: смеется, мол, тот, кто смеется последним. Двое товарищей мне за это руку пожали. Такого поступка у них было достаточно, чтоб пустить в расход. Ночью нас вызвали троих, погрузили в кузов, насажали вокруг автоматчиков, офицер сел в кабину - повезли. Привезли в лес, выкинули из кузова. Офицер осветил нас фонариком, автоматчики взяли наизготовку...

Лица коммунистов посуровели, многие вспомнили свои злоключения, мрачные картины войны, витавшую над всеми смерть.

- Дружок мой, тоже Иван, как даст офицеру в рыло, фонарик упал и погас. "Бежим",- крикнул. Побежали. По нам из автоматов. А ночь кругом, попробуй попади. Но Ивана все-таки подстрелили, гады! Вдвоем оказались в Польше. Второй друг совсем ослаб, пришлось оставить его у крестьян, чтоб подлечился, а главное, подкормился. Я блуждал-блуждал и пришел в Белоруссию. Долго шел к линии фронта, пока не повстречал спецотряд. Упросил товарища Градова, товарищ Градов меня взял бойцом. Это было 15 мая 1942 года. Этот день я никогда не забуду. Товарищ Градов, другие товарищи оказали мне доверие, подошли по-человечески. Я ваше доверие, товарищи, старался оправдать. Оправдал или нет, говорить не буду, пусть люди скажут. У меня все.

Иван сел. Собрание молчало.

- Вопросы к Любимову есть?

- Нет вопросов,- послышались голоса.- Все ясно!

- Кто хочет выступить?

Выступал я и другие коммунисты. Ничего, кроме положительного, мы об Иване сказать не могли. О его дерзких, умных диверсиях знали все. Собрание проголосовало за то, чтобы принять лейтенанта Любимова кандидатом в члены партии.

Перешли к третьему вопросу. Слово для отчета предоставили мне.

- Прошло восемь месяцев, как мы за линией фронта, в тылу у подлых захватчиков. Нас было 30, когда мы вышли из Москвы, сейчас около 200. Оккупанты узнали силу нашей ненависти и крепость наших ударов. Не случайно в который раз каратели пытаются взять отряд в кольцо и стереть с лица земли.

В этом месте коммунисты захлопали в ладоши, одобрительно загудели.

- Имена лучших разведчиков, стрелков, подрывников вы сами хорошо знаете. Большинство из них присутствует здесь, на партийном собрании. Назову некоторых, всех перечислить невозможно. Начальник разведки Меньшиков, старшина Михайловский, сержанты Малев и Назаров, молодой коммунист Ларченко, доктор Лаврик, боец-интернационалист Карл Дуб, политрук Николаев, бойцы Кишко и Чернов, разведчик Леоненко, радисты Пик и Глушков, политрук Кухаренок, оперуполномоченные Гуринович и Воронков, диверсанты Мацкевич, Ларионов, Любимов, Тихонов, Афиногентов и другие. Заслуга отряда "Непобедимый" и в том, что он сумел в Минске, строго охраняемом эсэсовцами, создать подпольные группы. Все мы надеемся, что в ближайшее время немцы еще сильней почувствуют их существование на своей шкуре.

Собрание зааплодировало.

- У нас имеются и недостатки. Несмотря на тщательный подбор бойцов, дисциплина порой хромает, не все люди твердо усвоили правила партизанской войны. В эту блокировку я слышал раговоры о том, что, дескать, зачем отступать да скрываться от оккупантов, не лучше ли грудью на врага? Такое мнение свидетельствует о военной и политической незрелости, непонимании реального соотношения сил. Другой недостаток - болтливость. Связи отряда с населением постоянны, наша опора в народе, но, товарищи, это вовсе не означает, что население должно знать о нас все подробности! Думаю, не случайно, когда мы уходили, немцы так точно клали бомбы и снаряды по нашему лагерю. Коммунисты заволновались, зашушукались. Я немного переждал, выпил глоток холодного чаю.