Майк О'Махоуни - Сергей Эйзенштейн

Неизвестно, почему именно Мосфильм отказался от поддержки кинопостановки, но нужно отметить, что планы Эйзенштейна снять историческую ленту сильно отличались от его изначальных замыслов. Для съемок исторических сцен, особенно на месте действия, потребовались бы огромные ресурсы, что тоже могло послужить причиной отказа. Но самую важную роль, вероятно, сыграла перемена политического климата. В августе 1939 года, пока Эйзенштейн со съемочной группой работали в Узбекистане, Советский Союз подписал один из самых известных документов межвоенного периода – пакт Молотова – Риббентропа.

Этот договор между нацистской Германией и СССР о взаимном ненападении резко изменил курс внешней политики Советского Союза. За одну ночь заклятый враг стал верным союзником. Одним из немедленных последствий договора стала необходимость избавиться от любых публичных свидетельств вражды между государствами, в связи с чем «Александр Невский» был изъят из проката. Положительный момент заключался в том, что немецкое правительство в качестве жеста доброй воли вернуло негатив «Потемкина» – единственную копию, которую Советский Союз продал на экспорт в середине 1920-х годов. За изменением политического курса последовала программа культурных мероприятий и обмена между странами, в рамках которой Эйзенштейну предложили стать режиссером постановки «Валькирии» Рихарда Вагнера в Большом театре. Это было его первое появление в театре со времен «Противогазов» в 1924 году.

Сложно сказать, какую цель преследовал режиссер, согласившись принять участие в постановке. Очевидно, решение ставить оперу любимого композитора Германии в рамках немецко-советской культурной программы несло в себе массу противоречий, хотя бы по причине еврейских корней Эйзенштейна и заявлений всего годом раньше о «кошмаре», «мерзостях» и «зверствах» «фашистской агрессии» [222]. Не в первый раз за последние годы обстоятельства оказались сильнее его. Открыв Эйзенштейну возможность воплотить новые идеи о синтезе звука, изображения, цвета и пространства в настоящем «тотальном произведении искусства» (Gesamtkunstwerk), проект повлек за собой тягостные требования. Самое известное из них – выступление режиссера на немецком языке на Московском радио в феврале 1940 года, в разгар войны в Европе, в поддержку культурного сотрудничества «между двумя великими народами» [223]. Параллельно с репетициями «Валькирии» Эйзенштейн работал над кинематографической биографией самого известного и любимого русского автора Александра Пушкина под названием «Любовь поэта». Эйзенштейн задумывал снять фильм в цвете, что с технической и экономической точек зрения на тот момент в Советском Союзе было невозможно, и проект в итоге пришлось отложить на неопределенный срок. Тем временем, изменить все планы Эйзенштейна предстояло событиям совсем иного масштаба.

Немецкое вторжение на советскую территорию в июне 1941 года предсказуемым и трагическим образом положило конец мнимому советско-немецкому союзу. С копий «Александра Невского» моментально сдули пыль и вернули в прокат. С начала военных действий на территории СССР его даже показывали на боевых позициях с помощью кинопередвижек. «Александр Невский» вновь стал лицом антифашистской пропаганды, а с ним символизм приобрела и фигура режиссера.

Вести о вероломстве Гитлера застали Эйзенштейна на его даче в Кратово, вскоре после того как тот закончил работу над сценарием для своей последней кинопостановки – исторической драмы о великом князе Московском и первом русском царе Иване Грозном. Заказ на производство фильма исходил лично от Сталина, который, очевидным образом, рассчитывал на еще одну прямолинейную эпическую сагу, проецирующую его личные достижения на деяния героев прошлого. И в самом деле, помимо «Александра Невского» целый ряд недавно снятых лент воспевал героическое прошлое Руси [224]. С резкой сменой обстоятельств после начала конфликта проект отошел на второй план, в то время как кино стремительно превращалось в орудие пропаганды. В первые недели войны Эйзенштейн как художественный директор «Мосфильма» занялся съемкой короткометражных картин в духе ранних агиток большевиков. В июле 1941 года он принял участие в антифашистской встрече на американском радио и смог, таким образом, отчасти восстановить свое имя перед международным сообществом после своего предыдущего выступления в поддержку Германии.

Войска Гитлера подходили все ближе к Москве, откуда в октябре 1941 года началась массовая эвакуация. Эйзенштейн, как и большинство других представителей киноиндустрии, был переведен в Казахстан, в Алма-Ату. На протяжении последующих восемнадцати месяцев, пока судьба Советского Союза решалась на полях сражений под Харьковом, Воронежем и Сталинградом, Эйзенштейн работал над сценарием «Ивана Грозного». Из-за условий военного времени съемки не удавалось начать до апреля 1943 года, а к этому сроку Эйзенштейн успел глубоко исследовать тему, создать сотни рисунков и подготовить сценарий для публикации в журнале «Новый мир» [225]. Он же провел отбор актеров, вновь отдав главную роль Николаю Черкасову. Неожиданным стало сотрудничество с оператором Андреем Москвиным. Тиссэ, который работал с Эйзенштейном над всеми предыдущими фильмами, остался в киногруппе, но участвовал только в съемках сцен на открытом воздухе.

Несмотря на стабильную нехватку пленки и ограниченное электроснабжение, съемки продолжались на протяжении всего года. К началу 1944 года стало очевидным, что длина фильма значительно превзойдет полный метр; тогда Эйзенштейн заручился разрешением на выпуск трех отдельных картин. В июле он вернулся в Москву, где занялся монтажом первой части трилогии, вновь в сотрудничестве с Прокофьевым в качестве музыкального руководителя. В августе показали законченный фильм Комитету по делам кинематографии. После нескольких переработок, в том числе исключения пролога о детстве Ивана IV (который позже появился в качестве воспоминаний во второй части), в декабре фильм был допущен к выпуску и в середине января 1945 года вышел на экраны. Остаток зимы Эйзенштейн работал над второй серией. Первая часть «Ивана Грозного» была с благосклонностью принята в официальных кругах и обеспечила Эйзенштейну вторую Сталинскую премию. 2 февраля 1946 года, в тот же день, когда он закончил монтаж второй серии, состоялся официальный прием по случаю вручения ему почетной награды. В два часа ночи во время танцев Эйзенштейн упал без сознания и был срочно доставлен в кремлевский госпиталь. У него случился обширный инфаркт.

Следующие несколько недель Эйзенштейн провел в госпитале, и продолжал восстанавливать силы бóльшую часть оставшегося года. В это же время ему пришлось выдержать еще один резкий поворот в его извилистой карьере. Через несколько дней после сердечного приступа состоялся первый официальный показ второй части «Ивана Грозного». Реакцию он вызвал отнюдь не положительную, из-за чего выход фильма на экраны был отложен. Ситуация ухудшилась в конце лета 1946 года, когда в постановлении, изданном в рамках курса на утверждение авторитета компартии в делах культуры, фильм подвергся открытой критике [226]. Эйзенштейна вновь вынудили публично признать свои ошибки [227]. Не теряя надежды закончить картину, режиссер написал Сталину личное письмо с просьбой о встрече для обсуждения необходимых поправок, и в феврале 1947 году его с Черкасовым вызвали в Кремль. Сталин вместе с партийными руководителями Вячеславом Молотовым и Андреем Ждановым осудили фильм по нескольким пунктам. Во-первых, режиссера обвиняли в некорректном изображении опричников – стражи Ивана Грозного – и их сходстве с Ку-клукс-кланом. Во-вторых, сам Иван Грозный выглядел нерешительным и зависимым от чужого мнения – «вроде Гамлета», по словам Сталина. В-третьих, хотя жестокость царя и отражена правдоподобно, недостаточно явно продемонстрирована необходимость в ней. Наконец, цензоры сочли фильм слишком мистическим и открытым для двояких психологических интерпретаций [228]. Несмотря на эти недочеты, Сталин предложил Эйзенштейну доработать фильм и довести его до состояния «хорошей продукции» [229], сколько бы это ни заняло у него времени. Слабое здоровье все же не позволило Эйзенштейну вернуться к работе, и «Иван Грозный», как и остальные его поздние проекты, остался незавершенным. Рассчитывал Сталин на такой исход или нет – это отдельный вопрос.